Пошехонская старина   ::   Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович

Поэтому она решилась не нанимать гувернантки, а, в ожидании выхода из института старшей сестры, начать мое обучение с помощью домашних средств.

Считаю, впрочем, не лишним оговориться. Болтать по-французски и по-немецки я выучился довольно рано, около старших братьев и сестер, и, помнится, гувернантки, в дни именин и рождений родителей, заставляли меня говорить поздравительные стихи; одни из этих стихов и теперь сохранились в моей памяти. Вот они:

On dit assez communement

Qu'en parlent de ce que l'on aime,

Toujours on parle eloquemment.

Je n'approuve point ce systeme.

Car moi qui voudrai en ce jour

Vous prouver ma reconnaissance,

Mon coeur est tout brulant d'amour,

Et ma bouche est sans eloquence.  note 14

Но ни читать, ни писать ни по-каковски, даже по-русски, я не умел.

И вот, вскоре после отъезда старших детей, часов в десять утра, отслужили молебен и приказали мне идти в классную. Там меня ждал наш крепостной живописец Павел, которому и поручили обучить меня азбуке.

Как сейчас вижу я перед собой этого Павла. То был высокий, худой и, кажется, чахоточный человек, с бледным, осунувшимся лицом и светлыми, желтоватыми волосами на голове. Ступал он бережно, говорил чуть слышно, никогда никому не прекословил и отличался чрезвычайною набожностью. Обучался он живописи в Суздале, потом ходил некоторое время по оброку и работал по монастырям; наконец, матушка рассудила, что в четырех-пяти церквах, которые находились в разных ее имениях, и своей работы достаточно.