JК
Пошехонская старина :: Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович
Страница: 364 из 733Двенадцать тысяч душ, ma chere! две-над-цать!
– Joli! note 32
– И всё в Тульской, да в Орловской, да в Курской губерниях! Вообще, где хлеб…
– Вот кабы… – потихоньку шепчет матушка, прислушавшись к разговору и любовно посматривая на дочку-любимку.
Начинается разъезд, который иногда длится полчаса. Усевшись в возок, матушка упрекает сестрицу:
– Какая ты, однако ж, Наденька, рохля! Смотрит на тебя генерал этот… как бишь? – а ты хоть бы глазом на него повела.
– Вот еще! стану я… старик!
– Нечего: старик! женихов-то не непочатой угол; раз-другой, и обчелся. Привередничать-то бросить надо, не век на шее у матери сидеть.
– Не пойду я за старика.
– А не пойдешь, так сиди в девках. Ты знаешь ли, старик-то что значит? Молодой-то пожил с тобой – и пропал по гостям, да по клубам, да по цыганам. А старик дома сидеть будет, не надышится на тебя! И наряды и уборы… всем на свете для молодой жены пожертвовать готов!
– Как папенька, например…
– Ну что папеньку трогать! Папенька сам по себе. Я правду ей говорю, а она: «папенька»…
И т. д.
Возвратясь домой, некоторое время прикидываются умиротворенными, но за чаем, который по праздникам пьют после обедни, опять начинают судачить. Отец, как ни придавлен домашней дисциплиной, но и тот наконец не выдерживает.
– Как это у вас языки не отсохнут! – кричит он, – с утра до вечера только и дела, что сквернословят!
При этом упреке сестрица с шумом встает из-за стола, усаживается к окну и начинает смотреть на улицу, как проезжают кавалеры, которые по праздникам обыкновенно беснуются с визитами.
– Joli! note 32
– И всё в Тульской, да в Орловской, да в Курской губерниях! Вообще, где хлеб…
– Вот кабы… – потихоньку шепчет матушка, прислушавшись к разговору и любовно посматривая на дочку-любимку.
Начинается разъезд, который иногда длится полчаса. Усевшись в возок, матушка упрекает сестрицу:
– Какая ты, однако ж, Наденька, рохля! Смотрит на тебя генерал этот… как бишь? – а ты хоть бы глазом на него повела.
– Вот еще! стану я… старик!
– Нечего: старик! женихов-то не непочатой угол; раз-другой, и обчелся. Привередничать-то бросить надо, не век на шее у матери сидеть.
– Не пойду я за старика.
– А не пойдешь, так сиди в девках. Ты знаешь ли, старик-то что значит? Молодой-то пожил с тобой – и пропал по гостям, да по клубам, да по цыганам. А старик дома сидеть будет, не надышится на тебя! И наряды и уборы… всем на свете для молодой жены пожертвовать готов!
– Как папенька, например…
– Ну что папеньку трогать! Папенька сам по себе. Я правду ей говорю, а она: «папенька»…
И т. д.
Возвратясь домой, некоторое время прикидываются умиротворенными, но за чаем, который по праздникам пьют после обедни, опять начинают судачить. Отец, как ни придавлен домашней дисциплиной, но и тот наконец не выдерживает.
– Как это у вас языки не отсохнут! – кричит он, – с утра до вечера только и дела, что сквернословят!
При этом упреке сестрица с шумом встает из-за стола, усаживается к окну и начинает смотреть на улицу, как проезжают кавалеры, которые по праздникам обыкновенно беснуются с визитами.