Последнее лето   ::   Почивалин Николай Михайлович

Со стороны это, вероятно, показалось бы нелепым - директор прямо-таки мечтал, чтобы его работник провинился; Петр не улыбнулся, продолговатое лицо его, коегде изрезанное уже морщинами, было сосредоточенным - такой прямой разговор потянула вдруг за собой незамысловатая шутка директора.

- Вот за это выгонять и надо. За то, что лодырь.

- Не принято, понимаешь, за это. Когда уж развалит окончательно. Или оскандалится - тогда можно. А так - по месткомам да по судам затаскают. Сам не рад будешь.

- Говорят, чтобы у него машину или лошадь выпросить - с поллитром идут, - осторожно, словно его могли услышать посторонние, сказал Петр.

- Кто говорит? - Тарас Константинович ерзнул на сиденье.

- У него, сказывают, и раньше так заведено было.

Когда он где-то в председателях колхоза ходил.

- Кто говорит? - потребовал Тарас Константинович. - Ты понимаешь, что мелешь? Ну, кто?

- Не помню, - растерянно сказал Петр. - А слышал - точно. Силантьева, что ли...

- Точно, слышал! - раздраженно передразнил Тарас Константинович. - Не помнишь, так и болтать нечего!

Была какая-то неловкость в том, что директор совхоза рассуждал со своим шофером, да еще беспартийным, об управляющем отделением, - Тарас Константинович понимал это, как понимал и то, что еще более неловко замять такой прямой и честный разговор.

- Может, это я, Петро, по-стариковскн нетерпимым стал. Все бурчу вместо того чтобы побороться за человека... Пробовал, да, видно, терпения не хватает.