Последнее лето   ::   Почивалин Николай Михайлович

Тарас Константинович видел сады в пору цветения чуть не семьдесят годов подряд - от первых кремовых звездочек, которые вдруг робко обозначаются на почти голых коричнево набухших ветках, и до завершения этого весеннего буйства природы, когда земля сплошь устлана бело-розовой кипенью; видел мальчишкой, зрелым человеком, пожилым теперь, и все-таки каждый раз это было похоже на чудо. Так зачарованно ахаешь, когда неожиданно между раскатами гор обозначается море - литое и бескрайнее; такая же необъяснимая волна сладко обдает сердце, когда перед тобой, приникшим к овальному окну самолета, открывается под неподвижным крылом земля - с сиреневыми струйками дымков, лентами дорог, материнская и теплая, видеть тебе которую недолго остается... Да нет, и эти сравнения не передают полноты и прелести цветения! Море слишком велико, и слишком мал ты перед ним - как щепка, покачиваемая ленивым прибоем. Вид земли из окна самолета недолог, быстро сменяем - вот и понесло, заслонило ее туманом облаков. Здесь, в садах, все живо и все дышит, слабо и нежно благоухая; здесь ты не мал и не велик, и, перешагнув какую-то грань, чувствуешь свою общность, слитность с окружающим. Здесь, наконец, есть успокаивающее постоянство: можно остановиться и снова двинуться, закрыть глаза и тут же открыть их - перед тобой все те же ровные ряды деревьев в известковых сапожках, почти сомкнувшие пышные кроны; невесомый полет лепестков - в прогретом воздухе, залитом синевой и солнцем; и тишина, тишина, какая и должна быть на земле при свершении великого таинства жизни.