JК
Украденный Христос :: Лэнкфорд Дж. Р.
Страница: 6 из 469Ему не хотелось нарушать чинной строгости шествия, хотя на душе у него было уже неспокойно.
Внешне все обстояло так, как и предполагалось: он в белом лабораторном халате, отец Бартоло – в сутане, а вокруг тишина, нарушаемая только их мерной поступью и щелчками фотокамер. Немногие наблюдатели, допущенные к действу, держались так чопорно, словно в ларце лежал накануне почивший, а не полотно двухтысячелетней давности.
Но вот они зашли в ризницу, и последние шорохи стихли.
Доктор с отцом Бартоло поставили ковчег на узкий деревянный стол. Затем Феликс прошел к коллегам – на каждом был белый халат и стерильные перчатки,– и они расступились, принимая его, первого среди равных и непоколебимого в вере.
Никто из них и представить себе не мог, что он еврей.
Да что там – сам Феликс узнал об этом только два часа назад. И сразу все воспоминания, все заботы обернулись сущими пустяками.
Он рассеянно наблюдал, как священники срезают алую ленту, открывают ковчег и вытаскивают нечто, напоминающее отрез красной тафты. Когда ее развернули, повеяло легким запахом сырости. Под тафтой оказалась льняная ткань цвета чая с молоком – Туринская плащаница.
На мгновение все замерли. Ученых, выстроившихся вдоль стены, священников и монахинь-кларисок, что некогда пришили к полотну особую подкладку и теперь явились отпороть ее,– всех заворожил вид священного савана, который мало кому доводилось лицезреть.
Внешне все обстояло так, как и предполагалось: он в белом лабораторном халате, отец Бартоло – в сутане, а вокруг тишина, нарушаемая только их мерной поступью и щелчками фотокамер. Немногие наблюдатели, допущенные к действу, держались так чопорно, словно в ларце лежал накануне почивший, а не полотно двухтысячелетней давности.
Но вот они зашли в ризницу, и последние шорохи стихли.
Доктор с отцом Бартоло поставили ковчег на узкий деревянный стол. Затем Феликс прошел к коллегам – на каждом был белый халат и стерильные перчатки,– и они расступились, принимая его, первого среди равных и непоколебимого в вере.
Никто из них и представить себе не мог, что он еврей.
Да что там – сам Феликс узнал об этом только два часа назад. И сразу все воспоминания, все заботы обернулись сущими пустяками.
Он рассеянно наблюдал, как священники срезают алую ленту, открывают ковчег и вытаскивают нечто, напоминающее отрез красной тафты. Когда ее развернули, повеяло легким запахом сырости. Под тафтой оказалась льняная ткань цвета чая с молоком – Туринская плащаница.
На мгновение все замерли. Ученых, выстроившихся вдоль стены, священников и монахинь-кларисок, что некогда пришили к полотну особую подкладку и теперь явились отпороть ее,– всех заворожил вид священного савана, который мало кому доводилось лицезреть.