Повести, очерки, публицистика (Том 3)   ::   Бажов Павел

На берегу слышно было, как оба ревели да маму кричали! Видишь, голос осип и глаза подпухли.

По части мамы была явная выдумка, но почему-то все в лодке засмеялись над этим. Верили, видно а дедушка Миши звал:

- Идите скорее, - уши драть буду..

В нашем положении не оставалось ничего другого, как итти в лодку. И дедушка, подхватив Мишу, неожиданно заплакал.

- Испужал ты меня, Мишунька!

Тут пришла Мишина очередь, и он "в голос заревел", обращаясь к отцу:

- Не буду, тятя!

- Ладно уж! - промолвил тот. - Надевай вон полушубок. Намерзся, поди?

Только старший брат проворчал:

- Сделал ты меня именинником!

Но отец строго оговорил:

- Не зуди! Со всяким может случиться.

- А ты, Егорко, что скажешь?- спросил меня Никита Савельич.

- В Робинзоны мы играли, - начал я оправдываться.

- Вы играли, а мне отдуваться! - сухо проговорил он, потом более ласково: - На-ка плед. Закутайся хорошенько. Продрог, наверно.

В волокитинских книжках мне не раз случалось встречать такие слова, как плащ и плед, но я не знал, что плед - большая шаль, в какую обыкновенно кутаются женщины, отправляясь зимой в дорогу. Я не умел с ней обращаться, да и стыдно было в "бабью одежу снаряжаться". Никита Савельич строго приказал:

- Разверни и набрось на плечи.

Пришлось послушаться. Сразу стало теплее. Миша уже отогрелся в полушубке и, сидя рядом с отцом, поглядывал на меня веселыми глазами. Я знал: будет потом смеяться, что я ехал в женской шали, как маленький, но мне было не до этого.