JК
При исполнении служебных обязанностей :: Семенов Юлиан Семенович
Страница: 139 из 172Облака опустились и теперь стали еще гуще и темнее.
— Мы идем очень низко, — сказал Аветисян, когда рев привода стал не таким громким, — мы прошли их. Мы не видим их сверху.
Павел заложил крутой вираж и повернул машину в обратном направлении.
— Возьмите южнее, — сказал Аветисян.
— Хорошо.
Брок крикнул:
— Они нас видят.
— Пусть они командуют! — попросил Богачев. — Пусть они ведут нас!
— Хорошо!
Богачев привстал в кресле, потому что звук снова стал тревожным и громким.
«Где же они? — думал он. — Где же они?!» Богачев чувствовал себя комком мышц. Ему казалось, что ударься об него сейчас пуля — отскочила бы сплющившись. Лицо его тоже окаменело и стало жестким и хищным. Такое лицо бывает у медвежатника, встретившегося со зверем после охоты, когда в стволе остался один-единственный патрон — последняя надежда на жизнь.
Радиопривод снова стал затухать. Павел выматерился. Он почувствовал, что все тело его стало мокрым и холодным. Он ненавидел себя сейчас.
«Чкалов, — думал Павел, — он говорил, что я будущий Чкалов. Я дерьмо, а не Чкалов. Беспомощный кутенок, который тыркается мордой и не может выйти на радиопривод. У, сволочь какая!» — думал он о себе, ложась на новый вираж.
— Вот они! — заорал Аветисян.
Богачев почувствовал, что вот-вот заплачет. Он сопел носом и закрывал глаза.
— Мы идем очень низко, — сказал Аветисян, когда рев привода стал не таким громким, — мы прошли их. Мы не видим их сверху.
Павел заложил крутой вираж и повернул машину в обратном направлении.
— Возьмите южнее, — сказал Аветисян.
— Хорошо.
Брок крикнул:
— Они нас видят.
— Пусть они командуют! — попросил Богачев. — Пусть они ведут нас!
— Хорошо!
Богачев привстал в кресле, потому что звук снова стал тревожным и громким.
«Где же они? — думал он. — Где же они?!» Богачев чувствовал себя комком мышц. Ему казалось, что ударься об него сейчас пуля — отскочила бы сплющившись. Лицо его тоже окаменело и стало жестким и хищным. Такое лицо бывает у медвежатника, встретившегося со зверем после охоты, когда в стволе остался один-единственный патрон — последняя надежда на жизнь.
Радиопривод снова стал затухать. Павел выматерился. Он почувствовал, что все тело его стало мокрым и холодным. Он ненавидел себя сейчас.
«Чкалов, — думал Павел, — он говорил, что я будущий Чкалов. Я дерьмо, а не Чкалов. Беспомощный кутенок, который тыркается мордой и не может выйти на радиопривод. У, сволочь какая!» — думал он о себе, ложась на новый вираж.
— Вот они! — заорал Аветисян.
Богачев почувствовал, что вот-вот заплачет. Он сопел носом и закрывал глаза.