При исполнении служебных обязанностей   ::   Семенов Юлиан Семенович

Так, изо всей песни «Тонкая рябина» он спел только две строчки:

Головой склоняясь

До самого тына…

В «Полюшко-поле» он пропел:

Это Красной Армии герои,

Эх, да Красной Армии герои!

А потом минут десять продолжал вариации на тему этой песни, но варьировал так громко, что Аветисян, не выдержав, открыл дверь в общежитие и попросил:

— Товарищ милиционер, мы не спали шестнадцать часов, в воздухе были, — нельзя ли потише?

— Можно, — ответил милиционер, вздохнув, — только тише я не умею. На гармошке завсегда громко играть положено.

— Прекратите ваше шмонцес, уважаемый раввин, — сказал Брок и поднялся с кровати.

— Сейчас я вам покажу, как на гармошке играют тихо.

Он подошел к милиционеру, взял у него из рук гармонь и, осторожно перебрав клавиши своими тонкими пальцами с ногтями, обгрызенными до крови, стал играть колыбельную.

Спи, моя радость, усни,

В доме погасли огни…

Милиционер засмеялся. Наум, не обратив на него внимания, продолжал петь:

Мышка за печкою спит,

Дверь ни одна не скрипит,

Спи же скорее, усни,

Малыш…

Потом Наум запел еще тише, по-еврейски:

Шлоф, мейн кинд,

Формах ди ойгн.

Шлоф, мейн тайер кинд,

Сиз ан одлер дурхгефлойгн,

Зайн золсту ви эр…

Милиционер замотал головой и, зажмурившись, стал подпевать Науму. Слух у него был прекрасный, он поймал мелодию, и они пели колыбельную на два голоса. А это очень здорово, когда двое мужчин хорошо поют колыбельную песню. В этом нет никакой сентиментальности, в этом есть большая доброта и мужественность.