Страница:
14 из 41
Впрочем, наезды подобного рода весьма редки, потому что провинциальные мужья народ вообще добродушный и, при объявлении им о наряде их жен для предстоящего спектакля, высказывают досаду свою отрывисто и невинно головою. «Ну, пошла пильня в ход! — говорят они, — семь без козырей! Порфирий Петрович — вы что?»
Часы бьют семь, и Шомполов достаточно уж увлажнил свои внутренности из графинчика, содержащего в себе настойку, известную под именем ерофеича. Он ходит по сцене и грустит, что случается с ним всегда, когда ерошка-маляр намалюет баканом на лице его итальянский пейзаж с надписью: «Извержение Везувия». От нечего делать он обращается к сторожу.
— Меня, брат Михеич, здесь понимать не могут! — говорит он уныло. — Здесь и люди-то, брат, не люди, а так, какие-то сирены, только навыворот: хвост человечий, а стан рыбий… Ну, скажи ты сам: какой же я комик! и сложение и голос — все во мне трагическое!.. тут пахнет убийством, брат, злодеяниями — вот что!
Михеич слушает и искоса посматривает на водку.
— Что, видно, водочки захотелось? ну, выпьем, брат, выпьем… я добрый!.. Намеднись вот заставили меня Падчерицына играть… теперь Дробинкина! А Надимова небось не дали, а дали его Семионовичу — он, дескать, товарищ председателя! где ж тут справедливость, Михеич? ну, какой я Падчерицын?
— Мое, сударь, дело занавес опустить или вот сад на место поставить, — отвечает Михеич.
— Что ж это, наконец, будет? ведь я, наконец, к публике прибегну!.. я актер, я настоящий актер!..
|< Пред. 12 13 14 15 16 След. >|