Страница:
11 из 322
В их комнате было прописано четыре человека, а в действительности жили трое — Генрих, Прошка и Мирон, о котором речь впереди. Четвертый жилец был «мертвой душой», то есть формально проживал в пятьсот одиннадцатой комнате, а на самом деле — у двоюродной тетки в Черкизове. Так что в пятьсот одиннадцатой я нашла постоянных партнеров по преферансу и такую иногда нужную забывшему о времени картежнику свободную койку. Конечно же по факультету вскоре поползли неизбежные слухи, но, поскольку для них не было ни малейших оснований, меня они нимало не смущали и нашей зарождающейся дружбе ничуть не помешали.
Прошку обожали половина девиц нашего курса и все поголовно дамы среднего и пожилого возраста — от церберш вахтерш в общежитии и раздраженных разливальщиц в столовой до суровой преподавательницы начертательной геометрии. Трудно сказать, чем он привораживал слабый пол, поскольку росту в нем ровно сто шестьдесят два сантиметра, всего на три сантиметра больше, чем у меня, а я была едва ли не самым малорослым экземпляром на факультете, но против факта не попрешь — мехматовские дамы висли на нем гроздьями. О Прошкиных победах слагали легенды. Прошка же принимал это необъяснимое поклонение как должное, вовсю пользовался незаслуженными привилегиями и вскоре вконец обнаглел.
Вторая половина факультетских девиц сохла по Генриху, но их я еще могу как-то понять. Во-первых, он аристократичен, во-вторых, невероятно добр и деликатен и, в-третьих, гениален.
|< Пред. 9 10 11 12 13 След. >|