Прометей, или Жизнь Бальзака   ::   Моруа Андрэ

Отпевание состоялось в среду 21 августа, и служба не отличалась особой парадностью; величайший романист века не имел никаких прав на торжественную официальную церемонию. Царствие его было не от мира сего. Ни знаков отличия, изображенных на черном сукне траурных драпировок, ни обвитых черным крепом барабанов, ни мундиров, ни расшитых золотом фраков; но с одиннадцати часов все, "кто мыслит и поклоняется литературе", теснились вокруг церкви и часовни Сен-Никола. В толпе было много типографских рабочих, которые столько работали с Бальзаком и для Бальзака. Правительство представлял министр внутренних дел Барош. Дорогой от часовни до церкви шнуры катафалка держали министр и Виктор Гюго, Александр Дюма и Франсис Вэй от Общества литераторов. В церкви, сидя рядом с Гюго перед помостом с гробом Бальзака, министр сказал поэту: "Это был выдающийся человек". Гюго ответил: "Это был гений".

Путь похоронного кортежа, двигавшегося по бульварам, казался бесконечным. Дюма и Гюго прошли его пешком. На кладбище Пер-Лашез добрались под вечер. Виктор Гюго, которого едва не раздавил катафалк, прижав к монументальному памятнику, произнес у могилы речь, которую провожавшие слушали с волнением в благоговейной тишине. "Пока я говорил, записал он в своих заметках, - солнце спускалось к горизонту. Сквозь золотистую закатную дымку вдали виднелся весь Париж. Почти у самых моих ног осыпалась в могилу земля, и я невольно останавливался, когда комки ее с глухим стуком падали на гроб". С высоты этого кладбищенского холма Растиньяк бросил вызов Парижу.