JК
Провинциальная муза :: Бальзак Оноре де
Страница: 123 из 242Молодой француз любил Олимпию, был любим ею, я имел доказательства их взаимной склонности…
— Тысяча извинений, милостивые государыни, — сказал Лусто, — но, видите ли, я не могу не обратить ваше внимание на то, что литература эпохи Империи шла прямо к фактам, минуя всякие детали, а это представляется мне особенностью времен первобытных. Литература той эпохи занимала среднее место между перечнем глав «Телемака» 47 и обвинительными актами прокурорского надзора. У нее были идеи, но эта гордячка не развивала их! Она наблюдала, но эта скряга ни с кем не делилась своими наблюдениями! Один только Фуше делился иногда своими наблюдениями. «Литература тогда довольствовалась, по выражению одного из самых глупых критиков „Ревю де Де Монд“, простым наброском с весьма точным, в подражание античности, изображением персонажей; она не жонглировала длинными периодами!» Верю охотно, она не знала периодов и не знала, как заставить слово заиграть всеми красками; она говорила вам: «Любен любил Туанету, Туанета не любила Любена; Любен убил Туанету, жандармы схватили Любена; он был посажен в тюрьму, предстал перед судом присяжных и был гильотинирован». Яркий набросок, четкая обрисовка! Какая прекрасная драма! А нынче — нынче всякий невежда играет словами.
— Случается, и проигрывает, — буркнул г-н де Кланьи.
— Ого! — ответил Лусто. — Вам, значит, приходилось оставаться при пиковом интересе?
— Что он хочет сказать? — спросила г-жа де Кланьи, обеспокоенная этим каламбуром.
— Я точно в темном лесу, — ответила супруга мэра.
— Его шутка потеряла бы при объяснении, — заметил Гатьен.
— Тысяча извинений, милостивые государыни, — сказал Лусто, — но, видите ли, я не могу не обратить ваше внимание на то, что литература эпохи Империи шла прямо к фактам, минуя всякие детали, а это представляется мне особенностью времен первобытных. Литература той эпохи занимала среднее место между перечнем глав «Телемака» 47 и обвинительными актами прокурорского надзора. У нее были идеи, но эта гордячка не развивала их! Она наблюдала, но эта скряга ни с кем не делилась своими наблюдениями! Один только Фуше делился иногда своими наблюдениями. «Литература тогда довольствовалась, по выражению одного из самых глупых критиков „Ревю де Де Монд“, простым наброском с весьма точным, в подражание античности, изображением персонажей; она не жонглировала длинными периодами!» Верю охотно, она не знала периодов и не знала, как заставить слово заиграть всеми красками; она говорила вам: «Любен любил Туанету, Туанета не любила Любена; Любен убил Туанету, жандармы схватили Любена; он был посажен в тюрьму, предстал перед судом присяжных и был гильотинирован». Яркий набросок, четкая обрисовка! Какая прекрасная драма! А нынче — нынче всякий невежда играет словами.
— Случается, и проигрывает, — буркнул г-н де Кланьи.
— Ого! — ответил Лусто. — Вам, значит, приходилось оставаться при пиковом интересе?
— Что он хочет сказать? — спросила г-жа де Кланьи, обеспокоенная этим каламбуром.
— Я точно в темном лесу, — ответила супруга мэра.
— Его шутка потеряла бы при объяснении, — заметил Гатьен.