Проза о стихах   ::   Эткинд Е Г

С неприязнью и подозрением смотрели привилегированные эмигранты на странную монахиню: она носит монашескую одежду и при этом запоем курит, позволяет себе громко спорить и смеяться, декламировать стихи, да и не только духовные; она с мешком таскается по рынку, потом часами пропадает в кухне своей богадельни - удивительно ли, что от нее пахнет рыбой? Ее называют матерью Марией, как святую,- какая же она святая? Она даже после пострига живет со своей семьей, с матерью и детьми. Она позорит монашество. Но у матери Марии было об этом свое представление. В статье, озаглавленной "Под знаком гибели", она требовала от монашества не ухода от мира, а - живой активности. "...Как ни трудно поднять руку на благолепную, пронизанную любовью прекрасную идею монашеской отгороженности от мира семьи, на светлый монастырь,- все же рука поднимется. Пустите за ваши стены беспризорных воришек, разбейте ваш прекрасный уставной уклад вихрями внешней жизни, унижьтесь, опустошитесь, умалитесь..." Ибо, учила мать Мария, следует "искать не монастырских стен, а полного отсутствия перегородки, отделяющей сердце от мира, от его боли". Удивительное монашество проповедовала эта женщина, которая в предвидении пострига воображала:

А в келье будет жарко у печи,

А в окнах будет тихий свет кружиться,

И тающий огонь свечи

Чуть озарит святые лица.

И тотчас опровергала сама себя: такая тихость, уют, смирение не для нее. В том же стихотворении читаем:

Когда же ветер дробью застучит,

Опять метель забарабанит в стекла,

И холод щеки опалит,

Тогда пойму, как жизнь поблекла.

Пусть будет дух тоской убит и смят,

Не кончит он с змеиным жалом битву...