Пути-перепутья (Пряслины - 3)   ::   Абрамов Федор Александрович

Караульщик Павел, постукивая березовой деревягой, притащил из своей избушки обшарпанный голубой патефон. Но завести его не удалось: куда-то запропала ручка.

Тогда Петр Житов, скаля свои желтые, прокуренные зубы, сказал:

- Чугаретти, ты чего притих? Валяй хоша про то, как спасал Север. В разрезе патриотизма...

- Ты разве не слыхал? - удивленно спросил Чугаретти и покосился на Лукашина.

- Я не слыхал! - воскликнул Филя-петух. Разудало, с притопом, исключительно в угоду Петру Житову, потому как в Пекашине все - и старый и малый - знали про подвиги Чугаретти в минувшей войне.

- Давай, давай! - по-жеребячьи загоготал Петр Житов. - Где ты оказался на двадцать второе июня одна тысяча девятьсот сорок первого?..

Чугаретти вытолкали вперед, Ефимко-торгаш уступил ему свое место, и Лукашину - дьявол бы их всех забрал! - пришлось еще раз выслушать хорошо знакомую небывальщину.

- Значит, так, - заученно начал Чугаретти, на двадцать второе июня одна тысяча девятьсот сорок первого я оказался не так чтобы близко от родных мест, но не так чтобы и далеко. На энском объекте в районе железной дороги Мурманск - Петрозаводск.

- В лагере? - уточнил Филя.

- Ну, - неохотно кивнул Чугаретти.

Все знали - опять же по рассказам самого Чугаретти, - за что он попал за колючую проволоку. За лихачество.