Страница:
3 из 324
- С ума сошла! Грудницу схватить захотела? - заорал Иван и даже оттолкнул ее: стужей, осенней сыростью несло от его намокшего, колом стоявшего дождевика. И эта забота, эта любовь, выраженная чисто по-мужицки, откровенно, дороже всякой ласки была для Анфисы.
Прикрывая руками полуголую грудь, она одним махом взлетела на крыльцо.
- Родька, Родька! Папа приехал!
Она быстро вынесла в сени деревянное корыто и короб с настиранным бельем, подтерла вехтем пол (первое это дело - порядок в избе), собрала на стол, а потом и сама заглянула в зеркало - нельзя ей растрепой, хватит с нее и того, что Родька высушил.
Иван вошел в избу в одних - шерстяных - носках, без дождевика, даже ватник в сенях снял. Но от него все еще несло холодом, и он, прежде чем подойти к кроватке сына, растер руки, размял плечи.
- Ну, как он без меня? Не получше?
- Получше, получше. Только вот заснул - все жил, отца дожидался. Зуб хотел показать. Хорошая кусачка выросла. Матерь давеча за грудь цапнул - я едва не взревела.
- Постой-ко, у меня ведь что-то для него есть. Лукашин на носках вышел в сени и, к великому удивлению Анфисы, вернулся оттуда с шаркунком - маленькой берестяной игрушкой в виде кубика с камешком внутри.
- На, господи, - развела она руками, - люди с пожни привозят шаркунки, а ты с района? - И пошутила: - На совещаниях, что ли, нынче игрушки делают?
- Почему на совещаниях? Я тоже на пожне был. Всю Синельгу объехал. От устья до вершины.
Теперь ей понятно стало, отчего Иван весь в колючей щетине и раскусан комарами.
|< Пред. 1 2 3 4 5 След. >|