JК
Раскас :: Шукшин Василий
Страница: 1 из 8---------------------------------------------
Шукшин Василий
'Раскас'
Василий Шукшин
"Раскас"
От Ивана Петина ушла жена. Да как ушла!.. Прямо как в старых добрых романах - сбежала с офицером.
Иван приехал из дальнего рейса, загнал машину в ограду, отомкнул избу... И нашел на столе записку:
"Иван, извини, но больше с таким пеньком я жить не могу. Не ищи меня. Людмила".
Огромный Иван, не оглянувшись, грузно сел на табуретку - как от удара в лоб. Он почему-то сразу понял, что никакая это не шутка, это - правда.
Даже с его способностью все в жизни переносить терпеливо показалось ему, что этого не перенести: так нехорошо, больно сделалось под сердцем. Такая тоска и грусть взяла... Чуть не заплакал. Хотел как-нибудь думать и не мог не думалось, а только больно ныло и ныло под сердцем.
Мелькнула короткая ясная мысль: "Вот она какая, большая-то беда". И все.
Сорокалетний Иван был не по-деревенски изрядно лыс, выглядел значительно старше своих лет. Его угрюмость и молчаливость не тяготили его, досадно только, что на это всегда обращали внимание. Но никогда не мог он помыслить, что мужика надо судить по этим качествам - всегда ли он весел и умеет ли складно говорить. "Ну а как же?!" - говорила ему та же Людмила. Он любил ее за эти слова еще больше... И молчал. "Не в этом же дело, - думал он, - что я тебе, политрук?" И вот - на тебе, она, оказывается, правда горевала, что он такой молчаливый и неласковый.
Потом узнал Иван, как все случилось.
Шукшин Василий
'Раскас'
Василий Шукшин
"Раскас"
От Ивана Петина ушла жена. Да как ушла!.. Прямо как в старых добрых романах - сбежала с офицером.
Иван приехал из дальнего рейса, загнал машину в ограду, отомкнул избу... И нашел на столе записку:
"Иван, извини, но больше с таким пеньком я жить не могу. Не ищи меня. Людмила".
Огромный Иван, не оглянувшись, грузно сел на табуретку - как от удара в лоб. Он почему-то сразу понял, что никакая это не шутка, это - правда.
Даже с его способностью все в жизни переносить терпеливо показалось ему, что этого не перенести: так нехорошо, больно сделалось под сердцем. Такая тоска и грусть взяла... Чуть не заплакал. Хотел как-нибудь думать и не мог не думалось, а только больно ныло и ныло под сердцем.
Мелькнула короткая ясная мысль: "Вот она какая, большая-то беда". И все.
Сорокалетний Иван был не по-деревенски изрядно лыс, выглядел значительно старше своих лет. Его угрюмость и молчаливость не тяготили его, досадно только, что на это всегда обращали внимание. Но никогда не мог он помыслить, что мужика надо судить по этим качествам - всегда ли он весел и умеет ли складно говорить. "Ну а как же?!" - говорила ему та же Людмила. Он любил ее за эти слова еще больше... И молчал. "Не в этом же дело, - думал он, - что я тебе, политрук?" И вот - на тебе, она, оказывается, правда горевала, что он такой молчаливый и неласковый.
Потом узнал Иван, как все случилось.