Рассказы из книги Опасайтесь лысых и усатых   ::   Коваль Юрий Иосифович

Проходили годы, и вот я -- один из самых молодых его друзей -- стал одним из немногих. Уже обращаются ко мне как к знатоку, а все мое знание -преданность старшему другу.

Вот все думаю: что же произошло, почему литературные поделки времени заслоняли и заслоняют его имя, неужели "Культура и смерть"? Нет, конечно. Газета есть газета. Ударили сильно, но убийства не состоялось. Шергин остался, только русский читатель был его почти лишен. Да ведь и не только Шергина. Многие вернулись к народу, пусть и к другим поколениям. А творчество Бориса Викторовича как-то и не пропадало. Его ведь иногда печатали. Мало, но тоненькая струйка тиража текла, дотекла хотя бы до нас с вами.

Сейчас, грешник, беседую с литераторами и меряю их порой: знают Шергина, любат ли? Не обвиняю тех, кто не знает,-- общая беда, а про себя неинтеллигентно думаю: "Знал бы -- лучше писал бы".

В литературе, конечно, есть счет. Это все знают. Есть счет текущего времени и счет всевременного слова.

Вдруг вспомнил: заговорили как-то об аде. Шергин сказал:

-- Ад -- пустая душа. Душа, забывшая мать, предавшая отца. Другого ада я не понимаю, не принимаю.

-- А рай? -- спросил я.

-- Это просто,-- улыбнулся Борис Викторович.-- Это -- мое детство в Архангельске, живы отец и мать... Это -- мы сейчас сидим вдвоем, и скоро Миша придет...

Зимой ли, осенью прохожу по Рождественскому бульвару, считаю лавочки: первая от его дома, вторая, третья.