Рассказы о Чике   ::   Искандер Фазиль

Обычно Ремзик любил этот запах, но не сейчас, когда сказывался недосып, голод и долгое стояние на жарком, пыльном тротуаре. Его «мухус-сочи» раскалились, и ступни от них сильно саднило, но он не решился их снять, чтобы запах потных ног не чувствовался в кабине. В носке правого башмака и так была дыра величиной с трехкопеечную монету, и он знал, что оттуда немного попахивает.

Сквозь гул мотора однообразным жужжанием доносились голоса шофера и его дружка.

— А она что? — спрашивал шофер, не переставая смотреть на дорогу.

— А она — ничего, — отвечал дружок.

— А ты что?

— А я свое долдоню…

— А она что?

— Она грит, приходи завтра…

— А ты что?

— А я, грю, что ж мне, в самоволку идти…

— А она что?

— Сегодня, грит, не могу, сегодня, грит, мать не дежурит…

Ремзик задремал под гул мотора и однообразное жужжание голосов.

Машина внезапно остановилась у въезда на Кодорский мост… Направо от дороги лежал перевернутый «студебеккер», возле которого толпились зеваки и несколько милиционеров, один из которых что-то записывал, о чем-то расспрашивая штатского человека, стоявшего рядом с ним.

Вдруг откуда-то из-за машины выскочил матрос в одной тельняшке, с головой, перевязанной ослепительно белой марлей. Даже издали было видно, что у него обезумевшие глаза, и он, махая руками то на дорогу, то на машину, стал что-то объяснять милиционеру, по-видимому противоречащее тому, что рассказывал штатский человек.

Ремзик сразу узнал этого матроса.