Река   ::   Бондарев Ю В

5

На рассвете она проснулась от холода, от какого-то смутного движения в палатке и неспокойно вскинулась с первой мыслью, что поднятый видениями бреда Кедрин, вскочив, пытался выйти, отдернуть полог, но тотчас услышала его частое, свистящее дыхание, увидела освещенное серым сумраком из оконца темное, обросшее щетинкой лицо, опаленное жаром, его мечущееся на топчане большое, будто раздавленное тело - и это мгновенно стряхнуло с нее остатки сна.

Свет "летучей мыши" за закопченным стеклом сиротливо слабел, тускло мерк в водянистом воздухе раннего утра, проникающего сквозь оконце, печка угасала; все не переставая, плескал, лопотал дождь по брезенту, и от стен палатки дуло сырым холодом.

- Слышали? Всю ночь бредит он, - прошелестел сдавленный шепот за спиной, и тут, оглянувшись, она неясно различила в полутьме Свиридова.

Он сидел на ветвях неподвижно, сутуло и, продрогший, невыспавшийся, укутанный в плащ, похож был на большую нахохленную птицу, странно светились его белки, и ей со страхом показалось, что он сидел так всю ночь, ждал чего-то.

- Вы что-то хотите мне сказать? - спросила Аня намеренно холодно и спокойно.

Он качнулся вперед, словно толчком разбудили его, белки его лихорадочно скользнули по Кедрину, по лицу Ани, и он, хрустнув пальцами, заговорил сиплым прыгающим голосом:

- Я больше вас видел, пережил, я в отцы вам гожусь, у меня тоже дочь. Зиночка, десять лет, и я с точки зрения психологии и вашей неопытности понимаю вас: молодость и самолюбие...