JК
Родные и знакомые :: Киекбаев Джалиль Гиниятович
Страница: 325 из 428Только как? Перерезать сухожилия его коню? Но такую месть Хусаин тут же отверг: не стоило подвергать мучениям ни в чём не повинное животное. Поджечь дом или клеть Исмагила, спалить всё его хозяйство? Нет, слишком опасное дело, тут недолго и самому обжечься. «Оставлю эту чёрную душу без сена, — решил, наконец, Хусаин.
Пока обмолачивали рожь, ночевать ему с сыновьями Евстафия пришлось на гумне. В одну из ночей, когда все заснули, Хусаин осторожно выбрался наружу, поймал неподалёку от гумна выпущенную пастись лошадь и без седла, подложив под себя лишь войлочный потник, поскакал в сторону Ташбаткана. Доскакав до лугов, натянул поводья, прислушался. Снизу, от уремы, доносились приглушённое расстоянием позвякивание боталов и голоса мальчишек, выехавших в ночное. Слева, у горного склона, где стояли стога Исмагила, было тихо. Свернув с наезженной дороги на отаву, Хусаин направил лошадь туда, к горе.
В темноте смутно обозначились два огромных стога, поставленные рядышком и обнесённые общей изгородью. Сердце Хусаина громко застучало, решимость его начала таять. «Нечего жалеть эту чёрную душу, мстить так мстить!» — подбодрил он себя и спрыгнул на землю. Привязал лошадь к колу, протиснулся меж жердями внутрь загородки. Надёргал сена, раскидал его по земле от стога до стога. Чуть помедлив, чиркнул спичкой. Сухое сено вспыхнуло, затрещало, яркое пламя осветило стога. Лошадь беспокойно запрядала ушами. И тут Хусаина охватил страх — извечный страх человека перед буйством огня.
Пока обмолачивали рожь, ночевать ему с сыновьями Евстафия пришлось на гумне. В одну из ночей, когда все заснули, Хусаин осторожно выбрался наружу, поймал неподалёку от гумна выпущенную пастись лошадь и без седла, подложив под себя лишь войлочный потник, поскакал в сторону Ташбаткана. Доскакав до лугов, натянул поводья, прислушался. Снизу, от уремы, доносились приглушённое расстоянием позвякивание боталов и голоса мальчишек, выехавших в ночное. Слева, у горного склона, где стояли стога Исмагила, было тихо. Свернув с наезженной дороги на отаву, Хусаин направил лошадь туда, к горе.
В темноте смутно обозначились два огромных стога, поставленные рядышком и обнесённые общей изгородью. Сердце Хусаина громко застучало, решимость его начала таять. «Нечего жалеть эту чёрную душу, мстить так мстить!» — подбодрил он себя и спрыгнул на землю. Привязал лошадь к колу, протиснулся меж жердями внутрь загородки. Надёргал сена, раскидал его по земле от стога до стога. Чуть помедлив, чиркнул спичкой. Сухое сено вспыхнуло, затрещало, яркое пламя осветило стога. Лошадь беспокойно запрядала ушами. И тут Хусаина охватил страх — извечный страх человека перед буйством огня.