Родственники   ::   Бондарев Ю В

- И может быть, вы скажете, что любили мою мать? - опять неожиданно для себя произнес Никита и почувствовал, как сердце, поднявшись, застучало в висках. - Вы это скажете? Да? - проговорил он осекающимся голосом.

- Да, я любил ее... - строго сказал Греков, и глаза в надетых очках, как под лупой, подробно увеличились, не моргали, смотрели из-под чуть наклоненного, мраморно-белого лба, изучающе и остро ощупывали лицо Никиты. - Да, я любил ее... Мы были разные люди, но я любил вашу мать, свою сестру... И она любила меня. И верила мне. И тому доказательство это письмо...

- Это неправда! - почти крикнул Никита. - Вы... не имели права ее любить!

- Как вы смеете! - поднял тенорок Греков и, сорвав очки, блеснул глазами, зло и дико заголубевшими на залитом серой бледностью лице, но тотчас расслабленно осел в кресло, схватился за сердце, прижал маленькой рукой кармашек на курточке.

- Как вы смеете? Как вы могли произнести эти слова?.. - замирающим шепотом забормотал Греков, дыша ртом, как при сердечном приступе, и рукой с прыгающими очками в ней указал на кресло. - Садитесь. Немедленно сядьте. И послушайте, послушайте... Вы в ужасном заблуждении. Это преступно по отношению ко мне!.. Это преступно!..

Никита видел, как пальцы Грекова поползли к жестяной коробочке на столе, покопошились, отвинтили крышечку; белая таблетка валидола стукнула о зубы, и Греков некоторое время, откинув назад голову, сосал таблетку, глотал слюну, и опять донеслось то странное мычание какого-то невнятного мотивчика, какое возникало все время в паузах.