Роман о любви и терроре, или Двое в Норд-Осте   ::   Тополь Эдуард

Потом выплываю из этой черноты, из ниоткуда, слышу голоса, но ничего не вижу – глазная роговица была повреждена газом. Врачи – спасибо им – промыли глаза, вернули сознание, память, жизнь, но первые дни было какое-то странное ощущение разобщенности тела и души. Как будто они как-то отдельно, не совсем совмещаются. И потому я думаю, что все-таки двое суток душа в моем теле не была, а тело наше – это, оказывается, просто сосуд такой, мешок, грубо говоря, с мускулатурой…

Но затем, после больницы и санатория, когда все как-то восстановилось, наладилось, появилась настоящая эйфория возвращения к жизни. Вдруг выяснилось, что множество людей – родных, близких, друзей, знакомых и даже незнакомых – беспокоились о моей судьбе, переживали, молились за меня. Мне нянечка в санатории сказала: «Ой, мы так молились за вас все эти дни!» И захотелось их всех обнять, быть ближе к ним, и я впервые не просто понял умом, а как-то сразу всем телом и душой принял эту простую фразу: «Возлюби ближнего, как самого себя». Любить ближнего – это, оказывается, такая радость! И я теперь всюду и всем говорю и пишу: «Жизнь прекрасна, и жить – прекрасно!» И главное, чего я теперь боюсь, – это потерять, замылить, затереть это ощущение радости каждой минуты своей жизни.

– Да, это главное, что случилось и со мной. Я тоже всем говорю и кричу: «Жизнь прекрасна! Прекрасно жить!» Помню, когда я в больнице пришла в себя и посмотрела вокруг, то мне даже холодный дождик со снегом за окном показался таким теплым!..