Романтик   ::   Горький Максим

Сомов посмотрел на него скорбящим и насмешливым взглядом и проговорил, покачиваяголовой:

- Трудно с тобой! Нахватался ты какой-то чепухи, и никогда тебе, видно, не выбраться из неё... Я вот что хочу сказать - жалко мне тебя! Понял? И советую я тебе: Лизу оставь!

Фома Вараксин неохотно засмеялся, прищурив глаза, точно обласканный кот.

- Нет, я уж до конца дойду, до полного, если так! Я её спрошу, - это, брат, замечательно! Главное - что она скажет, а?

- Это ты о чём спросишь? - сухо осведомился Алексей.

- Вообще спрошу о полном единении! Слово и дело - одно ли?

Сомов вынул папироску дрожащей рукой, сунул её в рот, но не тем концом. Откусив зубами смоченное место, он выплюнул его и бросил папиросу на пол, спросив:

- Ты её любишь? Говори уж!

Тогда Фома, не задумываясь, ответил:

- Да, конечно, очень... То есть, если бы ты не сказал - я бы ещё не догадался, может быть, ну, а теперь - ясно! Когда я говорю с ней - мне так хорошо и легко, как будто я действительно ребёнок, ей-богу!

- Прощай! - сказал Алексей, сунув ему руку, и пошёл к двери. Но остановясь в глубине мастерской, тёмный и маленький, он спросил негромко:

- Ты, чёрт, может, сейчас выдумал это?

- Что?

- Да вот любовь эту твою?

- Чудак! - воскликнул Фома. - Ты же сам сказал, вот какой чудак! Я не выдумал, а просто не умел ещё понять... ты же...

- И я дурак! - сказал Сомов, исчезая.

От возбуждения и томительно тревожных мечтаний о будущей встрече с Лизой Фома забыл о зубной боли, начал шагать по мастерской, шумя стружками.