Россия молодая. Книга первая   ::   Герман Юрий

Не посмотрю, что ты царев ближний стольник, — расшибу, что и дребезгов не сыщешь!

Яким кинулся во второй раз, Кочнев одним махом вытащил из-запазухи нож.

— Порежу, господин, берегись, перекрещу ножиком!

Иевлев силой посадил Якима в сани, тот, скрипя зубами, ругался:

— Холопь, иродово семя, на меня, на Воронина, руку занес. Пусти…

И рвался из саней.

На озеро приехали поздней ночью. Первым проснулся Луков, вздул огня, за ним поднялись Апраксин, Тиммерман, всего пугающиеся голландские старички. Встал даже ленивый Прянишников. Один только Васька Ржевский остался лежать под тулупом, смотрел с печи немигающим взглядом, закладывал русую прядь за ухо…

Сильвестр Петрович сказал всем:

— Любите, господа корабельщики, и жалуйте. Лодейный мастер Кочнев, Тимофей Егорович, с ним морского дела старатель Трескин Ефим. Об делах завтра толковать будем, а нынче поднеси нам, Федор Матвеевич, с устатку по кружечке, да и спать повалимся…



6. Весной и летом



Поутру Федор Матвеевич сказал Иевлеву шепотом:

— Пасись, друг, Ваську Ржевского. Кое ненароком слово сорвется — он все примечает…

— Какое такое слово? — не понял Иевлев.

Апраксин лениво усмехнулся:

— Мало ли бывает. В сердцах чего не скажешь: давеча на постройке занозил я себе руку, облаял порядки наши, завернул и про Петра Алексеевича, что-де пора бы и ему вместе с нами горе наше похлебать. На Москве он те мои слова мне повторил…

— Да кто повторил-то?

— Государь-ротмистр. Доносить — оно легче, чем работать.