JК
Россия молодая. Книга 1 :: Герман Юрий Павлович
Страница: 475 из 822Выпрастывая ноги из волчьей шкуры, Апраксин весело смеялся, спрашивал громко, на весь двор:
– Да ты что, Сильвестр, богоданную жену не признаешь? Ты куда от нее побег? Веди скорее в дом, намучилась она дорогою, намерзлась, вся иззябла...
Иевлев, не стыдясь шумевших с упряжками конюхов, ямщиков, егерей, обнял жену, поцеловал ее в холодные щеки, в глаз, в висок. Она отстранялась, смотрела в его лицо, шептала:
– Словно и не ты! Похудел как! Сильвестр, лапушка моя...
В парадных покоях воеводского дома пахло нежилым, дымили печи, с громким лаем, стуча когтями по голым доскам пола, носились длинномордые охотничьи псы. В верхних горницах было потеплее, полы здесь Иевлев сплошь заложил пушистыми шкурами белых медведей и оленей, на стенах висели ковры, по коврам – охотничьи рога, рогатины, ножи, мушкеты Федора Матвеевича. На столе посредине иевлевской горницы тускло отсвечивал полированный медный глобус, валялись трубки – глиняные и вересковые, кисеты с табаком, горкой лежали готовальня, корабельные чертежи, книги в телячьих и сафьяновых переплетах...
– Как на Москве, у дядюшки! – сказала Маша.
– Что как у дядюшки? – не понял Сильвестр Петрович.
– Книги, листы, списки...
Он кивнул, все еще не веря тому, что Маша с ним, здесь, в Архангельске. Маша вздохнула, попросила беспомощно:
– Потяни за рукав, не снять мне самой шубу-то.
Сильвестр Петрович потянул, – одна шуба снялась, под ней оказалась другая, легкая.
– И ее сними! – сказала Маша.
Иевлев снял другую, под ней был меховой камзольчик.
– Словно капуста! – засмеялся счастливо Сильвестр Петрович.
Обе шубы и камзольчик лежали на полу, никто их не поднимал.
– Да ты что, Сильвестр, богоданную жену не признаешь? Ты куда от нее побег? Веди скорее в дом, намучилась она дорогою, намерзлась, вся иззябла...
Иевлев, не стыдясь шумевших с упряжками конюхов, ямщиков, егерей, обнял жену, поцеловал ее в холодные щеки, в глаз, в висок. Она отстранялась, смотрела в его лицо, шептала:
– Словно и не ты! Похудел как! Сильвестр, лапушка моя...
В парадных покоях воеводского дома пахло нежилым, дымили печи, с громким лаем, стуча когтями по голым доскам пола, носились длинномордые охотничьи псы. В верхних горницах было потеплее, полы здесь Иевлев сплошь заложил пушистыми шкурами белых медведей и оленей, на стенах висели ковры, по коврам – охотничьи рога, рогатины, ножи, мушкеты Федора Матвеевича. На столе посредине иевлевской горницы тускло отсвечивал полированный медный глобус, валялись трубки – глиняные и вересковые, кисеты с табаком, горкой лежали готовальня, корабельные чертежи, книги в телячьих и сафьяновых переплетах...
– Как на Москве, у дядюшки! – сказала Маша.
– Что как у дядюшки? – не понял Сильвестр Петрович.
– Книги, листы, списки...
Он кивнул, все еще не веря тому, что Маша с ним, здесь, в Архангельске. Маша вздохнула, попросила беспомощно:
– Потяни за рукав, не снять мне самой шубу-то.
Сильвестр Петрович потянул, – одна шуба снялась, под ней оказалась другая, легкая.
– И ее сними! – сказала Маша.
Иевлев снял другую, под ней был меховой камзольчик.
– Словно капуста! – засмеялся счастливо Сильвестр Петрович.
Обе шубы и камзольчик лежали на полу, никто их не поднимал.