JК
Россия молодая. Книга 1 :: Герман Юрий Павлович
Страница: 510 из 822Крыков все поглядывал на Сильвестра Петровича, он спросил:
– Что глядишь, господин Крыков? Переменился я?
– Переменился, Сильвестр Петрович. Есть грех. Был, прости на правде, вьюношем, а ныне муж. Взошел, видать, в года...
Иевлев усмехнулся:
– Да и ты не помолодел, господин Крыков...
Ванятка, высунув язык от напряжения всех своих силенок, вытянул наконец шпагу из ножен, похвастался Крыкову:
– Вишь, дядя Афоня, – шпага! Тебе бы такую...
Бурое от морозов и ветров лицо капрала дрогнуло. Ванятка задел самое больное место, – он не нашелся, что ответить. За него ответил Иевлев:
– Будет и у дяди Афони шпага, будет, дитятко...
Таисья вспыхнула, поняла. Афанасий Петрович, чтобы скрыть волнение, охватившее его, опять принялся строгать щепки для будущей мельницы. Сильвестр Петрович снял со стены искусно сделанную рамочку, прочитал старый пергамент, вделанный в рамочку. То была жалованная грамота царя Ивана Васильевича, данная им кормщику лодейному Рябову Ивану Савватеевичу на плавание во все моря и земли – до Аглицкой и Римской...
– У бабиньки у Евдохи хранилась, – объяснила Таисья, увидев недоумение на лице Иевлева. – Ванюши моего покойного и родитель, и дед, и прадед – все в дальние моря хаживали и почасту. Савватеями крестились, либо Иванами, да Федорами еще. Так вот оно и осталось: Иваны, Савватеи, Федоры Рябовы. Рукавицы его старые есть – под иконой висят, и могильник, сумочка так по-нашему, по-простому называется рыбацкая. Более ничего...
– Бахилы еще тятины в амбарушке! – напомнил Ванятка. – Только они дырявые, не сгодятся тебе, дядечка...
– Что глядишь, господин Крыков? Переменился я?
– Переменился, Сильвестр Петрович. Есть грех. Был, прости на правде, вьюношем, а ныне муж. Взошел, видать, в года...
Иевлев усмехнулся:
– Да и ты не помолодел, господин Крыков...
Ванятка, высунув язык от напряжения всех своих силенок, вытянул наконец шпагу из ножен, похвастался Крыкову:
– Вишь, дядя Афоня, – шпага! Тебе бы такую...
Бурое от морозов и ветров лицо капрала дрогнуло. Ванятка задел самое больное место, – он не нашелся, что ответить. За него ответил Иевлев:
– Будет и у дяди Афони шпага, будет, дитятко...
Таисья вспыхнула, поняла. Афанасий Петрович, чтобы скрыть волнение, охватившее его, опять принялся строгать щепки для будущей мельницы. Сильвестр Петрович снял со стены искусно сделанную рамочку, прочитал старый пергамент, вделанный в рамочку. То была жалованная грамота царя Ивана Васильевича, данная им кормщику лодейному Рябову Ивану Савватеевичу на плавание во все моря и земли – до Аглицкой и Римской...
– У бабиньки у Евдохи хранилась, – объяснила Таисья, увидев недоумение на лице Иевлева. – Ванюши моего покойного и родитель, и дед, и прадед – все в дальние моря хаживали и почасту. Савватеями крестились, либо Иванами, да Федорами еще. Так вот оно и осталось: Иваны, Савватеи, Федоры Рябовы. Рукавицы его старые есть – под иконой висят, и могильник, сумочка так по-нашему, по-простому называется рыбацкая. Более ничего...
– Бахилы еще тятины в амбарушке! – напомнил Ванятка. – Только они дырявые, не сгодятся тебе, дядечка...