Россия молодая. Книга 2   ::   Герман Юрий Павлович

– Пронесло! – тихо сказал Меншиков и утер скатертью пот с лица. – Ну, господин шаутбенахт, язык у тебя...

– Пронесло ли? – спросил Головин.

– Истинно пронесло! – улыбаясь сказал Апраксин. – И пронесло, и на пользу Сильвестр слова свои вымолвил.

Головин вздохнул, покачал головой:

– Дай-то боже!

И тотчас же все заговорили, зашумели; при Петре нынче было словно бы душно, а без него подул свежий ветер.

Александр Данилыч, громко перекрывая голосом всех других, говорил:

– В недавнее время он у нас спрашивал – ей-ей, крещусь, вот не вру, – что вы, братцы, дома делаете? Вот идешь, дескать, ты, Александр Данилыч, к дому. Что ты там делаешь, дома-то? Как живешь, не трудясь? Так и сидишь, сложа руки? А случился тут Шеина батюшка, боярин, так и отвечает: «Мало ли нуждишек, государь, по усадьбе, дела найдется». А он, Петр Алексеевич, таково со скукою на боярина очами повел: «Знаю, говорит, ваши дела – все меня пересуживаете»...

Было что-то грустное в этом рассказе Меншикова, и еще горше сделалось на сердце у Сильвестра Петровича. Он совсем затих, опустил голову и задумался, представляя себе, как в эти минуты Петр, бесконечно встряхивая кудрями и скалясь, протягивает к денщику ноги, чтобы стащил ботфорты, а потом лежит на своей узкой, жесткой кровати, глядит во тьму широко открытыми, вопрошающими глазами и спрашивает шепотом:

– Как быть? Как делать? Как?

А ответа нет, нет никакого ответа.