JК
Россия молодая. Книга 2 :: Герман Юрий Павлович
Страница: 573 из 755Генерал-фельдмаршал Борис Петрович Шереметев, без парика, с шишковатой плешивой головой, в теплом, подбитом мехом камзоле, был рассеян, слушал охотников не слишком внимательно, вертел на пальце дорогой с бриллиантом перстень. Князь Репнин, круглолицый, румяный, хлебал деревянной ложкой кислое молоко, аппетитно закусывал сухарем.
Когда преображенцы, получив по гривне за вести, ушли, Петр поднялся с лавки, спросил у Шереметева:
– Худо, Борис Петрович? Может, и не разгрызть нам сей Орешек?
Фельдмаршал взглянул на Петра отечными глазами, подумал, потом ответил спокойно, совершенно уверенно:
– С чего же не разгрызть, государь? Управимся.
Петр сердито напомнил:
– Ты и под Нарвою грозил управиться, однако же преславную получили мы конфузию...
Борис Петрович не отрывая глаз смотрел на Петра.
– Что выпялился?
Шереметев вновь стал вертеть перстень на пальце. Грустная улыбка тронула его большой рот, он вздохнул, покачал головой.
– Говори! – приказал Петр.
– И скажу! – ответил Шереметев сурово. – Отчего же не сказать? Я тебе, государь, завсегда все говорю, не таюсь...
Он помолчал, собираясь с мыслями, потом заговорил своим сипловатым, приятным, мягким голосом:
– Ты, государь, изволил мне Нарву напомнить. Что ж, помню. Горький был день, горше на моем веку не изведывал. И срам тот на смертном одре вспомню.
Когда преображенцы, получив по гривне за вести, ушли, Петр поднялся с лавки, спросил у Шереметева:
– Худо, Борис Петрович? Может, и не разгрызть нам сей Орешек?
Фельдмаршал взглянул на Петра отечными глазами, подумал, потом ответил спокойно, совершенно уверенно:
– С чего же не разгрызть, государь? Управимся.
Петр сердито напомнил:
– Ты и под Нарвою грозил управиться, однако же преславную получили мы конфузию...
Борис Петрович не отрывая глаз смотрел на Петра.
– Что выпялился?
Шереметев вновь стал вертеть перстень на пальце. Грустная улыбка тронула его большой рот, он вздохнул, покачал головой.
– Говори! – приказал Петр.
– И скажу! – ответил Шереметев сурово. – Отчего же не сказать? Я тебе, государь, завсегда все говорю, не таюсь...
Он помолчал, собираясь с мыслями, потом заговорил своим сипловатым, приятным, мягким голосом:
– Ты, государь, изволил мне Нарву напомнить. Что ж, помню. Горький был день, горше на моем веку не изведывал. И срам тот на смертном одре вспомню.