JК
Росхальде :: Гессе Герман
Страница: 139 из 180Я скажу ей…
Верагутперестал улыбаться. Он бросил сердитый взгляд на обескураженного слугу и крикнул:
— Вы порвете с девушкой, Роберт, иначе между нами все кончено. Тьфу, дьявол — позволить себя женить! Идите и устройте все не откладывая!
Он набил себе трубку, взял большой альбом для эскизов и круглую коробочку с угольными карандашами и направился к лесному холму.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Судя по всему, от голодной диеты было мало проку.
Пьер Верагут лежал скрючившись в своей постельке, рядом стояла нетронутая чашка чая. Его по возможности не беспокоили, так как он не отвечал, когда с ним заговаривали, и недовольно вздрагивал всякий раз, когда кто-нибудь заходил к нему в комнату. Мать часами просиживала у его кровати, бормоча и напевая вполголоса ласковые, успокаивающие слова. На душе у нее было неспокойно и жутко; казалось, заболевший малыш все глубже погружался в какой-то скрытый недуг. Он не отвечал ни на какие вопросы, просьбы и предложения, злыми глазами смотрел перед собой и не хотел ни спать, ни играть, ни пить, ни слушать, когда ему читают. Врач приезжал два дня подряд; он был по-прежнему спокоен и прописал теплые компрессы. Пьер часто впадал в легкую полудремоту, как бывает с больными лихорадкой, и тогда он бормотал невнятные слова, тихо бредил и видел какие-то сны.
Верагут уже несколько дней ходил с этюдником в поле. Когда с наступлением сумерек он вернулся домой, первый его вопрос был о Пьере.
Верагутперестал улыбаться. Он бросил сердитый взгляд на обескураженного слугу и крикнул:
— Вы порвете с девушкой, Роберт, иначе между нами все кончено. Тьфу, дьявол — позволить себя женить! Идите и устройте все не откладывая!
Он набил себе трубку, взял большой альбом для эскизов и круглую коробочку с угольными карандашами и направился к лесному холму.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Судя по всему, от голодной диеты было мало проку.
Пьер Верагут лежал скрючившись в своей постельке, рядом стояла нетронутая чашка чая. Его по возможности не беспокоили, так как он не отвечал, когда с ним заговаривали, и недовольно вздрагивал всякий раз, когда кто-нибудь заходил к нему в комнату. Мать часами просиживала у его кровати, бормоча и напевая вполголоса ласковые, успокаивающие слова. На душе у нее было неспокойно и жутко; казалось, заболевший малыш все глубже погружался в какой-то скрытый недуг. Он не отвечал ни на какие вопросы, просьбы и предложения, злыми глазами смотрел перед собой и не хотел ни спать, ни играть, ни пить, ни слушать, когда ему читают. Врач приезжал два дня подряд; он был по-прежнему спокоен и прописал теплые компрессы. Пьер часто впадал в легкую полудремоту, как бывает с больными лихорадкой, и тогда он бормотал невнятные слова, тихо бредил и видел какие-то сны.
Верагут уже несколько дней ходил с этюдником в поле. Когда с наступлением сумерек он вернулся домой, первый его вопрос был о Пьере.