Рождественские повести   ::   Диккенс Чарльз

Сколько же это лет, Уильям? Двадцать?

- Пожалуй, что и все сорок, - проворчал Уильям. - Да, как погляжу я на своего батюшку, сэр, - продолжал он, обращаясь к Редлоу совершенно новым для него брюзгливым и недовольным тоном, - хоть убейте, не пойму, что в нем хорошего? Сколько лет прожил - и весь век только и знал, что есть, пить и жить в свое удовольствие.

- Мне... мне уже восемьдесят семь, - бессвязно, как малый ребенок, забормотал Филипп. - И не припомню, когда я чем-нибудь очень расстраивался. И не собираюсь расстраиваться теперь из-за этого малого. Уильям говорит, это мой сын. Какой он мне сын. А бывало, я весело проводил время, сколько раз и счету нет. Помню, однажды... нет, забыл... отшибло... Что-то такое я хотел рассказать, про крикет и про одного моего приятеля, да вот отшибло. Кто же это был такой... любил я его, что ли? И что-то с ним такое сталось... помер он, что ли? Нет, не помню. Да и какое мне дело? Мне и дела нет.

Он слабо захихикал, покачал головой и сунул руки в карманы жилета. В одном кармане он нащупал веточку остролиста, оставшуюся там, должно быть, со вчерашнего вечера, вытащил ее и стал разглядывать.

- Ишь ты, ягодки! - сказал он. - Жалко, что невкусные. Помнится, я был еще маленький, вон такой, и шел гулять... постойте-ка, с кем же это я гулял? Нет, не припомню... Не помню, с кем я там гулял и кого любил, и кто любил меня. Ишь ты, ягодки! Когда ягодки, всегда бывает весело.