JК
Русское психо :: Лимонов Эдуард
Страница: 168 из 215Ведь случай ожидает нас не только во времени, но и в пространстве.
Хороша карта Горного Алтая, безлюдная, скудная населёнными пунктами. На ней так мало деревень, что обозначены даже пасеки и избы. Названия многих деревень — алтайские (что то же самое, что калмыцкие) и монгольские. Девственная приятная дикость края видна и на карте — сухой, аскетической и слава Богу, с низким уровнем цивилизации. По Алтаю я ездил на переднем сидении УАЗика рядом с шофёром, карта местности на коленях, т. е. служил штурманом. Напечатанная мелко цифрами высота перевалов оборачивалась кипящим радиатором и сногсшибательными дикими видами гор, едва заметный штрих ручья — бурным горным потоком, въехав в который, мы залили мотор. Карта принимала облик трепещущей нервной опасной жизни. Из карты выли волки и выезжали хмурые, с непонятными намерениями охотники с карабинами за плечами. По карте вкось бежал жирный заяц, над картой висел орёл.
Я намеренно пропустил здесь Америку и Францию, карты которых, когда-то далёкие, стали обжитыми городами Нью-Йорком и Парижем и лицами друзей. И низкий Ла Манш с высоким многоэтажным паромом, уходящим по серой воде в серую Англию. А начал я скромно... сидел и грезил под абажуром в квартире Вишневских, четырнадцати лет отроду.
Первая карта в моей жизни висела на стене в комнате на Поперечной улице дом 22, квартира 6, где все мы — молодые мои родители и я — ребёнок, жили в 50-х годах.
Хороша карта Горного Алтая, безлюдная, скудная населёнными пунктами. На ней так мало деревень, что обозначены даже пасеки и избы. Названия многих деревень — алтайские (что то же самое, что калмыцкие) и монгольские. Девственная приятная дикость края видна и на карте — сухой, аскетической и слава Богу, с низким уровнем цивилизации. По Алтаю я ездил на переднем сидении УАЗика рядом с шофёром, карта местности на коленях, т. е. служил штурманом. Напечатанная мелко цифрами высота перевалов оборачивалась кипящим радиатором и сногсшибательными дикими видами гор, едва заметный штрих ручья — бурным горным потоком, въехав в который, мы залили мотор. Карта принимала облик трепещущей нервной опасной жизни. Из карты выли волки и выезжали хмурые, с непонятными намерениями охотники с карабинами за плечами. По карте вкось бежал жирный заяц, над картой висел орёл.
Я намеренно пропустил здесь Америку и Францию, карты которых, когда-то далёкие, стали обжитыми городами Нью-Йорком и Парижем и лицами друзей. И низкий Ла Манш с высоким многоэтажным паромом, уходящим по серой воде в серую Англию. А начал я скромно... сидел и грезил под абажуром в квартире Вишневских, четырнадцати лет отроду.
Первая карта в моей жизни висела на стене в комнате на Поперечной улице дом 22, квартира 6, где все мы — молодые мои родители и я — ребёнок, жили в 50-х годах.