JК
Рвущаяся нить :: Малицкий Сергей
Страница: 27 из 31Онсунул босые, обвитые синими трещинами вен, ноги в галоши и открыл дверь в дом.
– Ну! Что ты будешь делать! Эх! Побрить бы тебя да причесать!
Она вскочила с места, взяла его за руку и подвела к выдвинутому на центр комнаты «столу».
– Садись, мил друг! Гостем будешь! Вот картошечка золотая! Вот грибочки жареные! Французские из русской глухомани! Вот подливочка грибная! Салатик из всякой травы! А вот и оно! Ну что, Петруха, утаить хотел?
Она водрузила на стол бутыль.
– Ты зла на меня не держи! Я же тебе добра хочу! Скрашиваю, можно сказать, склон твоих лет! А как тут скрасишь без самогоночки, когда все хорошим только на пьяную голову кажется? Так что, вздрогнем?
Она наклонила бутыль и осторожно булькнула в большую глиняную кружку, из которой уже налила в два мутных стаканчика.
– За что пьем?
Зуев аккуратно поднял шкалик двумя пальцами и, чувствуя нереальность происходящего, пропитываясь ощущением, что он находится на собственных похоронах, закашлялся:
– Стало быть, за упокой.
– Ты что? – подняла она брови. – Какой упокой? День рождения у меня!
– Тогда за неудавшийся упокой.
– Неудавшийся… – махнула она рукой, выпила, ткнула вилкой в тарелку с грибами. – Масло у тебя кончилось, Петр. Надо двигать в сторону ближайшего сельпо! Ты что не пьешь?
– А чего пить-то? Не пил никогда, а всю жизнь, как пьяный прожил.
– Для того и пьют, чтобы трезвым не быть! Дурак ты, Зуев.
– Ну! Что ты будешь делать! Эх! Побрить бы тебя да причесать!
Она вскочила с места, взяла его за руку и подвела к выдвинутому на центр комнаты «столу».
– Садись, мил друг! Гостем будешь! Вот картошечка золотая! Вот грибочки жареные! Французские из русской глухомани! Вот подливочка грибная! Салатик из всякой травы! А вот и оно! Ну что, Петруха, утаить хотел?
Она водрузила на стол бутыль.
– Ты зла на меня не держи! Я же тебе добра хочу! Скрашиваю, можно сказать, склон твоих лет! А как тут скрасишь без самогоночки, когда все хорошим только на пьяную голову кажется? Так что, вздрогнем?
Она наклонила бутыль и осторожно булькнула в большую глиняную кружку, из которой уже налила в два мутных стаканчика.
– За что пьем?
Зуев аккуратно поднял шкалик двумя пальцами и, чувствуя нереальность происходящего, пропитываясь ощущением, что он находится на собственных похоронах, закашлялся:
– Стало быть, за упокой.
– Ты что? – подняла она брови. – Какой упокой? День рождения у меня!
– Тогда за неудавшийся упокой.
– Неудавшийся… – махнула она рукой, выпила, ткнула вилкой в тарелку с грибами. – Масло у тебя кончилось, Петр. Надо двигать в сторону ближайшего сельпо! Ты что не пьешь?
– А чего пить-то? Не пил никогда, а всю жизнь, как пьяный прожил.
– Для того и пьют, чтобы трезвым не быть! Дурак ты, Зуев.