В неверном свете   ::   Шефер Карло

 — Или я должна еще сказать «О Аллах»? Вас это больше устроит? Я вот что вам скажу: мои самые ранние детские воспоминания — это Ингриммштрассе в Старом городе, я жила там на первом этаже. Еще детский сад на Канцлейгассе, там я один раз наделала в штаны, и это был позор, почти такой же, как та дурная пресс-конференция. Потом училась в школе имени Фридриха Эберта. Знаете, какая у меня была первая песня? «Мое сердце осталось в Гейдельберге». А куда я поехала в свои первые каникулы? В Берфельден, что в Оденвальде, с церковной экскурсией. Потом я иногда бывала в Турции со своими несчастными родителями. Мы с братом пытались говорить по-турецки, но нам не хватало слов. Что ж вы теперь, прикажете мне пришпилить к стенке Айя-Софию или Ататюрка? Меня спрашивают по поводу и без него, не хочу ли я вернуться. Куда мне возвращаться?

— Ну, например, на Ингриммштрассе, — попробовал пошутить комиссар.

— Ах! — Ильдирим в ярости рухнула на стул напротив него. — Знаете что? — продолжала она уже спокойней, но с грустью. — Мои родители вернулись назад, как образцовые граждане, теперь они пенсионеры в Измире. И ужасно несчастны, особенно отец, потому что там нет вина «Пфельцер Рислинг».

— А ваш брат? — Тойер надеялся своими расспросами постепенно отвлечь ее от гневных мыслей.

— Он держит диско-клуб во Фрейбурге. Мы очень разные с ним и поэтому мало общаемся.

Ильдирим, казалось, исчерпала всю свою злость. Уже спокойней она рассказала, что Бабетта подсунула ей под дверь записку. Ее мать почти сразу же запила снова.