JК
Салтыков Михаил Евграфович Пошехонская старина. :: Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович
Страница: 685 из 733В трезвыепромежутки она не раз настаивала, чтобы дочь, на время запоя, уходила к соседям, но последняя не соглашалась.
– Нет, маменька, мне дома лучше,– отвечала она и в бесконечной деликатности даже не объясняла причин своего отказа, опасаясь, чтобы объяснение не придало преувеличенного значения ее жертве.
Когда кончался запой, Степанида Михайловна приказывала истопить баню и парилась. Дня два после этого она бродила по комнатам, тоскуя и не приступая ни к какому делу. Осунувшееся лицо выражало глубокое утомление, руки и ноги дрожали, глаза без мысли смотрели вдаль. Вино сразу делалось ей противным, аппетит и сон чересчур медленно вступали в свои права. Мало-помалу, однако ж, все приходило в порядок. Она принималась за хозяйство, но это была уж не та бодрая, советливая и веселая барышня, какою ее знали лет двадцать тому назад. Так что ежели дело не совсем приходило в упадок, то именно благодаря тому, что сами дворовые поддерживали установившиеся порядки.
– Марья Маревна! – от времени до времени перекликалась через дорогу с Золотухиной, своею соседкой, Слепушкина,– зашла бы ты ко мне.
Золотухина приходила, и между соседками завязывалась беседа.
– Хоть бы ты к себе Клавдюшку-то уводила, покуда я колоброжу,– сетовала Степанида Михайловна.
– И то сколько раз пыталась, да никак уломать не могу. «Мое, говорит, место при матери».
– Нет, маменька, мне дома лучше,– отвечала она и в бесконечной деликатности даже не объясняла причин своего отказа, опасаясь, чтобы объяснение не придало преувеличенного значения ее жертве.
Когда кончался запой, Степанида Михайловна приказывала истопить баню и парилась. Дня два после этого она бродила по комнатам, тоскуя и не приступая ни к какому делу. Осунувшееся лицо выражало глубокое утомление, руки и ноги дрожали, глаза без мысли смотрели вдаль. Вино сразу делалось ей противным, аппетит и сон чересчур медленно вступали в свои права. Мало-помалу, однако ж, все приходило в порядок. Она принималась за хозяйство, но это была уж не та бодрая, советливая и веселая барышня, какою ее знали лет двадцать тому назад. Так что ежели дело не совсем приходило в упадок, то именно благодаря тому, что сами дворовые поддерживали установившиеся порядки.
– Марья Маревна! – от времени до времени перекликалась через дорогу с Золотухиной, своею соседкой, Слепушкина,– зашла бы ты ко мне.
Золотухина приходила, и между соседками завязывалась беседа.
– Хоть бы ты к себе Клавдюшку-то уводила, покуда я колоброжу,– сетовала Степанида Михайловна.
– И то сколько раз пыталась, да никак уломать не могу. «Мое, говорит, место при матери».