Самодержец пустыни   ::   Юзефович Леонид Абрамович

В сентябре 1921 года между пленным Унгерном и одним из тех, кто его допрашивал в Иркутске, — членом реввоенсовета 5-й армии Мулиным — состоялся следующий диалог: «Где ваш адъютант?» (Вопрос Мулина). — «Дня за два (до офицерского мятежа в Азиатской дивизии. — Л. Ю.) сбежал. Он оренбургский казак». — «Это Бурдуков?» «Нет, Бурдуков скот пасет».

Мулин совершает классическую ошибку того времени, стоившую жизни многим несчастным по обе стороны фронта: он путает скотопромышленника, владельца шерстомойки Бурдукова с унгерновским порученцем и экзекутором Бурдуковским. Но показателен ответ барона. В кровавой сумятице последних месяцев он не только помнит давнего случайного спутника по трехдневной поездке из Улясутая в Кобдо, но и знает, что тот жив, до сих пор живет в Монголии. Очевидно, история их знакомства не исчерпывалась этим мимолетным эпизодом.

Бурдуков уверяет, что по прибытии в Кобдо он видел Унгерна лишь однажды. Встреча произошла на следующий день, когда оба они явились в местное консульство. На этот раз Унгерн выглядел иначе: он был выбрит, в чистом обмундировании, которое одолжил у приятеля, казачьего офицера Резухина [11] . Но, видимо, Бурдуков не договаривает. Свои воспоминания он писал в конце 20-х годов, в Ленинграде, где преподавал монголистику в университете, рассчитывал на публикацию и по понятным причинам предпочел умолчать о дальнейших отношениях с бароном, даже если они и были. Он предельно кратко сообщает, что и консул, и начальник русского гарнизона в Кобдо к идее Унгерна отнеслись без всякого энтузиазма.