JК
Самострел :: Крусанов Павел
Страница: 1 из 18---------------------------------------------
Павел Крусанов
Самострел
Истории разносила по городу Лукешка. Рассказывать она умела пестро — с ее языка, через исконную бабью говорливость, рацеи вмиг облетали окрестные дворницкие, завалинки и лавки, за день рассасываясь по всем закоулкам простолюдной Мельны. Дальше, из кухонь и людских, рассказки тянулись в господские столовые, потешая в обеденный час отцов семейств, родню и домочадцев. Но у барских самоваров уже не знали, что главная заслуга в том удовольствии, какое подавалось за чаем вместе с вареньями и калачами, принадлежит сорокалетней незамужней бабенке — Лукерье.
Лет двадцать Лукешка служила кухаркой в семье городского врача — чухонца по отцу — Андрея Тойвовича Хайми. Так что Сергея Хайми — сына Андрея Тойвовича и бедной дворянки Елизаветы Скорпиной — она знала с рождения.
Рассказывалось, будто Сережа с самого своего появления на свет был до странности невезуч: еще в младенчестве он умудрялся так давиться молоком кормилицы, что, для прочищения дыхания, его приход.илось переворачивать вниз головой и трясти, словно солонку над пресным борщом. Рассказывалось, будто ребенком во сне он часто шевелил ушами, и однажды игривый домашний кот кинулся в его постель и, спящему, прокусил мочку, оставив на всю жизнь два вздутых рубца. Рассказывалось также, будто — уже гимназистом — на охоте он подстрелил собственного мерина, по рассеянности спутав несчастную животину с сохатым.
Павел Крусанов
Самострел
Истории разносила по городу Лукешка. Рассказывать она умела пестро — с ее языка, через исконную бабью говорливость, рацеи вмиг облетали окрестные дворницкие, завалинки и лавки, за день рассасываясь по всем закоулкам простолюдной Мельны. Дальше, из кухонь и людских, рассказки тянулись в господские столовые, потешая в обеденный час отцов семейств, родню и домочадцев. Но у барских самоваров уже не знали, что главная заслуга в том удовольствии, какое подавалось за чаем вместе с вареньями и калачами, принадлежит сорокалетней незамужней бабенке — Лукерье.
Лет двадцать Лукешка служила кухаркой в семье городского врача — чухонца по отцу — Андрея Тойвовича Хайми. Так что Сергея Хайми — сына Андрея Тойвовича и бедной дворянки Елизаветы Скорпиной — она знала с рождения.
Рассказывалось, будто Сережа с самого своего появления на свет был до странности невезуч: еще в младенчестве он умудрялся так давиться молоком кормилицы, что, для прочищения дыхания, его приход.илось переворачивать вниз головой и трясти, словно солонку над пресным борщом. Рассказывалось, будто ребенком во сне он часто шевелил ушами, и однажды игривый домашний кот кинулся в его постель и, спящему, прокусил мочку, оставив на всю жизнь два вздутых рубца. Рассказывалось также, будто — уже гимназистом — на охоте он подстрелил собственного мерина, по рассеянности спутав несчастную животину с сохатым.