JК
Самоходы :: Телешов Николай Дмитриевич
Страница: 7 из 14Без денег оно и начальство служить не захочет, потому время такое настало. Вот хозяйство наше за недоимки и решилось. Ничего не поделаешь.
Он шумно вздохнул и, видя, что старик сколотил уже гроб, добавил на прощание:
- Не тужи, милый. Всяк человек там будет... Младенец - душа ангельская. Не тужи, милый. Прощай.
Солнце было уже высоко, когда опустело поле. По дороге вытянулось с полсотни телег с холщовыми навесами, набитых всяким добром и пожитками, ребятами, больными и стариками. Впереди обоза резвились дети, с криком и хохотом готовясь к пути. Среди общего говора, плача грудных детей и веселого крика подростков громко ржали лошади, выли собаки, и, наконец, грузно заскрипели колеса.
Табор двинулся.
Следом за ним потянулась и тройка Устиныча, с теми же частыми передышками, хриплыми криками старика и задорным усердием Сашутки, не желавшего отставать от попутчиков. Только один Трисрон молча тащил повозку, не торопясь догонять удалявшийся караван. Он молча поглядывал на небо, на выраставшие из-за горизонта черные тучи, нюхал недвижимый, точно застывший воздух и только изредка спрашивал:
- Далеко ли рогожки?
- Ничего, сынок, ничего! - бодрил его Устиныч. - Развеет. Верное слово - развеет!.. Не будет грозы, развеет!
Сашутка тоже взглядывал на небо и тоже повторял за дедом тоном понимающего человека:
- Известно, развеет!
Однако туча всплывала и все шире захватывала небосклон; по ней вспыхивали молнии и клубились жидкие, точно дым, облака, седые и грязные. Проворчал гром.
Он шумно вздохнул и, видя, что старик сколотил уже гроб, добавил на прощание:
- Не тужи, милый. Всяк человек там будет... Младенец - душа ангельская. Не тужи, милый. Прощай.
Солнце было уже высоко, когда опустело поле. По дороге вытянулось с полсотни телег с холщовыми навесами, набитых всяким добром и пожитками, ребятами, больными и стариками. Впереди обоза резвились дети, с криком и хохотом готовясь к пути. Среди общего говора, плача грудных детей и веселого крика подростков громко ржали лошади, выли собаки, и, наконец, грузно заскрипели колеса.
Табор двинулся.
Следом за ним потянулась и тройка Устиныча, с теми же частыми передышками, хриплыми криками старика и задорным усердием Сашутки, не желавшего отставать от попутчиков. Только один Трисрон молча тащил повозку, не торопясь догонять удалявшийся караван. Он молча поглядывал на небо, на выраставшие из-за горизонта черные тучи, нюхал недвижимый, точно застывший воздух и только изредка спрашивал:
- Далеко ли рогожки?
- Ничего, сынок, ничего! - бодрил его Устиныч. - Развеет. Верное слово - развеет!.. Не будет грозы, развеет!
Сашутка тоже взглядывал на небо и тоже повторял за дедом тоном понимающего человека:
- Известно, развеет!
Однако туча всплывала и все шире захватывала небосклон; по ней вспыхивали молнии и клубились жидкие, точно дым, облака, седые и грязные. Проворчал гром.