Сарторис   ::   Фолкнер Уильям

Черный, сгорбленный от старости и от сварливого характера, он садился на шею каждому, кто это позволял, и старый Баярд с утра до вечера его бранил, но сквозь пальцы смотрел на то, как он ворует у него табак, ведрами таскает уголь, запасенный на зиму для отопления банка, и продает его другим неграм.

Окно, у которого сидел старый Баярд со своим гостем, выходило на пустой участок, заваленный всякой рухлядью и заросший пыльными сорняками. Его окружали задние стены одноэтажных дощатых строений, в которых ютились всевозможные мелкие, часто безымянные коммерческие предприятия вроде ремонтных мастерских и лавок старьевщиков. Днем участок использовали сельские жители под стоянку для своих упряжек. Здесь уже стояло несколько мулов, сонно жующих жвачку, а над испускающим тяжелый запах аммиака пометом многих поколений этого долготерпеливого племени вились говорливые стайки воробьев, между тем как голуби, скрипя, словно ржавые петли от ставен, пробирались бочком, чистили перышки или расхаживали в гордом и хищном великолепии, переговариваясь между собой глухим гортанным воркованьем.

Старик Фолз сидел у набитого мусором камина и чистым синим платком вытирал себе лицо.

– Это все мои проклятые старые ноги, – извиняющимся голосом выкрикивал он, – раньше я, бывало, пройду миль двенадцать – пятнадцать на какой-нибудь там пикник или певческий праздник – и хоть бы что, а теперь еле-еле три мили до города проплелся.

Он вытирал платком лицо, загорелое и бодрое лицо старика, скоротавшего свой век на простой и обильной земле.

– Похоже, что они у меня скоро и вовсе отнимутся, а ведь мне еще только девяносто три стукнуло.