Семь дней творения   ::   Максимов Владимир Емельянович

В день отъезда внука Петр Васильевич после беготни по хозяйству завернул в магазин, чтобы набрать гостинцев для своих благоприобретенных племянников. У прилавка дорогу ему заступил долговязый детина в видавшем виды прорезиненном плаще поверх телогрейки, заколотой у подбородка булавкой:

- Третьим будешь, папаша?

Из-под опущенного козырька цыгейковой шапки на Петра Васильевича глядели круглые склеротические глаза, первая вопросительность которых сразу же сменилась заискиванием:

- Петру Васильевичу!.. Извиняюсь.

Что-то знакомое пригрезилось Петру Васильевичу в этом студенистом, свекольного цвета лице. И все же, не затрудняя памяти, он хотел было уже пойти мимо - мало ли кто в городе мог знать его! - но тот снова искательно потянулся к нему:

- Не признали?.. Родич ваш... Лёвка... Из Торбеевки... Гордея Степаныча сын.

Ну, конечно же, он, Петр Васильевич знал его! Левка запомнился ему нескладным - вечно нечесанные патлы над изможденным всеми мыслимыми пороками лицом - слесарем из депо, за которым по всей дистанции ходила слава самого изобретательного "сачка". Глядя сейчас на него, Лашков с запоздалым смирением прозрел в его слинявшем облике отражение своего собственного возраста и, наверное, поэтому не нашел в себе мужества пренебречь родством, пройти мимо:

- Лета, милый. Себя в зеркале узнавать перестал. Вот теперь помню. Значит, третьего ищешь?

- Дерет русский мороз, Петр Васильевич,- переполнялся благодарностью тот. - Капиталу всего руль, вот и ищу охотника. Может, поддержите?

- А что! - вдруг подхватило его веселое отчаянье.