Семь дней творения   ::   Максимов Владимир Емельянович

Утверждая собственную жизнеспособность, они тихо радовались всякой что ни на есть пустяшной детали прошлого: "А-а, живы, значит!"

"Часики-то еще сохранились! - радовался один, глядя на то, как Петр Васильевич заводит свои "Пауль Буре". - Классный ход! Известное дело, довоенная работа!"

"А красильня-то, красильня стоит! - вторил ему другой. - Износу ей нет, да!"

"Ишь,- не сдавался город,- и рубашечка-то нынче на вас, Петр Васильевич, наша - косой ворот в горошек. Век не застираешь!"

"И пекарня на месте,- играло стариковское сердце,- в такой печи из дерьма калачи выходят! Знай наших!"

Тук-тук... Тук-тук...

Петр Васильевич грузно опустился на лавочку, блаженно вытянув ноги: куда ни кинь, больше семидесяти.

За ребристые крыши окраины, трудно дыша, багрово-желтой туманностью стекал день. Город еще погрохатывал, еще позванивал где-то между сквозных глазниц зачатых корпусов, силясь изо всех сил изобразить мощь, деяние, но в его тяжком выходе уже явственно прослушивалась надсадность.

Петр Васильевич никогда не менял своего раз и навсегда принятого маршрута, и, если бы не толпа у разбитой витрины модного в городе продмага "Витязь", старик и в этот день не изменил бы направления.