Семь дней творения   ::   Максимов Владимир Емельянович

В их разговоре, во внешней его обыденности таился еще и другой, понятный только дляних двоих смысл, где каждое слово имело свое сокровенное, понятное только им значение. Стремительно и властно ее и его захватывало предчувствие неотвратимости этой встречи и поэтому, чем ближе и устойчивее становились огоньки Узловска в заоконной темени, тем трепетнее и тише звучали их голоса...

- Весело у вас в Сычевке...

- Уж там и веселье: выпьют парни да куражатся .

- Узловские наши ходят?

- Не, стерегутся.

- Что так?

- Не привечают их у нас ребята...

- Чем же не пришлось?

- Чисто ходите... И другое, разное...

- А коли не побояться?

- Попытайте долю...

Первый станционный фонарь раздвинул ночь впереди, и, победно возликовавший было обер, впервые, пожалуй, за недолгую свою службу подосадовал столь скорому прибытию:

- Значит, не прогоните?

- У нас места всем хватит,- скокетничала непонятливостью она. - И девки наши не хуже узловских.

- А мне всех и не надо...

И он, наверное, не выдержал бы, выложил ей все, что вдруг так внезапно и жарко заполнило его душу, но поезд, в последний раз дрогнув, замер. Мария поднялась, прошелестела мимо него к выходу, откуда молча поклонилась ему, и тут же исчезла в проходе.

А на другой день к вечеру, едва за Хитровым прудом выплеснулся первый балалаечный перезвон, Лашков в свежей суконной паре уже вышагивал в сторону Сычевки, и хромовые - бутылками - сапоги его празднично блистали в розовом свете затухающего заката.