Семь дней творения   ::   Максимов Владимир Емельянович

- Веди,- жестко отнесся он к Гудкову,- только где-нибудь подальше, в поле. За переездом... Разберемся и сами, не маленькие...

И здесь, решительно отворотившись от обреченного путейца, Петр Васильевич как бы перешел какой-то рубеж, черту какую-то урочную, за которой его сразу же оставили все страхи и сомнения, вся прежняя неопределенность, что сопутствовала ему после получения приказа. Будто в незнакомом маршруте, не страшась подвоха за первым же поворотом, бывший обер, миновав, наконец, его, этот поворот, увидел перед собой путь, свободный от помех до самого горизонта...

Свет того далекого утра медленно распадался, уступая место нестойкому полумраку гупаковской обители. И Петр Васильевич, весь еще будучи во власти тающего видения, едва сумел выдавить из себя:

- Миронов!.. Гупак?..

- По маменьке, Петр Васильевич, дорогой,- с готовностью поспешил к нему на помощь хозяин,- по маменьке, Царство ей Небесное, я - Гупак. Из Малороссии родом была, покойница. Так что без обману нарекся, с полным гражданским правом.

- Значит, миновали вас, Миронов, мои девять грамм? - Обретая действительность, Петр Васильевич внимательно вглядывался в знакомые, обмятые временем черты. - Не проверил, значит, работу свою Гудков, с плеча доложил...

- Доложить-то, может, он и доложил, только не исполнил. - Гупак даже не старался скрыть торжества. - Потому что наше, мироновское, добро не забыл.