Семейная жизнь весом в 158 фунтов   ::   Irving John

Северин говорил, что прошлое этой женщины «сияет на ее лице, как недавний грех»; он считал, что ее несчастье, без сомнения, связано с каким-то романом, а свои тридцать с лишним лет она прожила намного веселее, чем все они, вместе взятые; роковой случай, возможно, произошел прямо на сцене, когда она танцевала со своим любовником; ревнивая женщина в зале (специально учившаяся стрелять) метко ранила ее в ногу, чтобы с грацией было покончено раз и навсегда. Северин заявил, что Одри Кэннон все еще красива, но из-за хромоты чувствует себя уродливой. «Балерины ведь помешаны на грации», – сказал Северин. Его мнение явилось для всех сюрпризом; остальные отказывали ей даже в простой привлекательности. (Эдит описывала ее как «неврастеничку»). Но Северин уверял, что ее красота – в утерянной грации. Он утверждал, что можно любить прошлое человека. Мы, пишущие исторические романы, никогда не бываем столь сентиментальны.

Увидев танцующую Одри Кэннон, Северин Уинтер подумал, что она, должно быть, находится в каком-то гипнотическом трансе. На его борцовских матах танцевала вовсе не хромоножка. Но когда музыка кончилась, Северин испытал еще одно потрясение: Одри рухнула без сил на середине мата, глубоко и тяжело дыша, а потом, немного отдохнув, встала и захромала в угол к магнитофону, вновь превратившись в ту же калеку, какую он знал.

Он застал ее, эту замкнутую женщину, в очень интимный момент. Увидев замершего у стены Северина, она вскрикнула, но Северин прыгнул на мат со словами: «Не бойтесь, не бойтесь, это я, Северин Уинтер! Мисс Кэннон! Мисс Кэннон!» А она лежала, съежившись на мате, и конечно думала, какое впечатление произвел ее танец.

Они долго разговаривали. Он увидел ее в минуты полной беззащитности, и ей ничего не оставалось, как поведать ему всю свою жизнь.