Семейное счастие   ::   Толстой Лев Николаевич

Когда я начала говорить, он отпустил ветку и головой оперся на руку. Это могло быть положение человека совершенно спокойного или очень взволнованного.

- Зачем вы едете? - спросила я значительно, с расстановкой и прямо глядя на него.

Он не вдруг ответил.

- Дела! - проговорил он, опуская глаза. Я поняла, как трудно ему было лгать передо мной и на вопрос, сделанный так искренно.

- Послушайте, - сказала я, - вы знаете, какой день нынче для меня. По многому этот день очень важен. Ежели я вас спрашиваю, то не для того, чтобы показать участие (вы знаете, что я привыкла к вам и люблю вас), я спрашиваю потому, что мне нужно знать. Зачем вы едете?

- Очень трудно мне вам сказать правду, зачем я еду, - сказал он. - В эту неделю я много думал о вас и о себе и решил, что мне надо ехать. Вы понимаете, зачем? и ежели любите меня, не будете больше спрашивать. - Он потер лоб рукою и закрыл ею глаза. - Это мне тяжело... А вам понятно.

Сердце начало сильно биться у меня.

- Я не могу понять, - сказала я, - не могу, а вы скажите мне, ради бога, ради нынешнего дня скажите мне, я все могу спокойно слышать, - сказала я.

Он переменил положенье, взглянул на меня и снова притянул ветку.

- Впрочем, - сказал он, помолчав немного и голосом, который напрасно хотел казаться твердым, - хоть и глупо и невозможно рассказывать словами, хоть мне и тяжело, я постараюсь объяснить вам, - добавил он, морщась как будто от физической боли.

- Ну! - сказала я.

- Представьте себе, что был один господин.