JК
Сесиль :: Йенсен Йоханнес Вильгельм
Страница: 7 из 13А как они будут жить вместе: целоваться-ласкаться или царапаться-щипаться?
Все время, пока его поносили, Кристен Бюргиальсен сидел на скамье упрямый и злой. Но когда Сесиль успокоилась и в последний раз расхохоталась, он поднялся и вышел.
– Ты забыл свои варежки, – закричала ему вслед Сесиль, – ты ведь не можешь носить с собой ее подмышки и греть в них свои руки!
Об этой выходке Сесили ходило много разных толков и судили ее по-всякому.
Некоторое время спустя отправились Йенс Мадсен и Сесиль в Стас к родственникам. Путь их лежал мимо перевоза, и потому-то Йенс Мадсен захватил с собой несколько поросят, чтобы по пути доставить их в кабачок.
Только они свернули к дверям кабачка, как появился, шатаясь, Антон, жених, закаленный отказами, разгоряченный и ошалевший от выпитого спиртного. Увидев Йенса Мадсена и Сесиль, подъезжавших к кабачку со своими поросятами в повозке, он завопил, икая:
– Никак ты в город всей семьей собрался? И что это твои детки такие голые? Разве не из них варят молочный суп?
– Не суй нос, куда не следует, – негромко, но резко ответил Йенс Мадсен.
Раскаты громкого, как ружейный залп, смеха Антона послышались на галерейке. Но он тут же рухнул прямо на то место, где стояли телеги, и взгромоздился на облучок своей повозки. Ноги его лошадей рыжей масти дрожали от страха.
– А ну, поторапливайтесь! Чтобы пулей у меня летели!
Антон схватил вожжи. Нно-о! Он поднял плеть. И лошади со страшной скоростью понеслись по дороге.
Глядя на все это, Йенс Мадсен заскрипел зубами.
Все время, пока его поносили, Кристен Бюргиальсен сидел на скамье упрямый и злой. Но когда Сесиль успокоилась и в последний раз расхохоталась, он поднялся и вышел.
– Ты забыл свои варежки, – закричала ему вслед Сесиль, – ты ведь не можешь носить с собой ее подмышки и греть в них свои руки!
Об этой выходке Сесили ходило много разных толков и судили ее по-всякому.
Некоторое время спустя отправились Йенс Мадсен и Сесиль в Стас к родственникам. Путь их лежал мимо перевоза, и потому-то Йенс Мадсен захватил с собой несколько поросят, чтобы по пути доставить их в кабачок.
Только они свернули к дверям кабачка, как появился, шатаясь, Антон, жених, закаленный отказами, разгоряченный и ошалевший от выпитого спиртного. Увидев Йенса Мадсена и Сесиль, подъезжавших к кабачку со своими поросятами в повозке, он завопил, икая:
– Никак ты в город всей семьей собрался? И что это твои детки такие голые? Разве не из них варят молочный суп?
– Не суй нос, куда не следует, – негромко, но резко ответил Йенс Мадсен.
Раскаты громкого, как ружейный залп, смеха Антона послышались на галерейке. Но он тут же рухнул прямо на то место, где стояли телеги, и взгромоздился на облучок своей повозки. Ноги его лошадей рыжей масти дрожали от страха.
– А ну, поторапливайтесь! Чтобы пулей у меня летели!
Антон схватил вожжи. Нно-о! Он поднял плеть. И лошади со страшной скоростью понеслись по дороге.
Глядя на все это, Йенс Мадсен заскрипел зубами.