Севастополь и далее   ::   Азольский Анатолий

Инвалид так и продолжал ходить в обрезанных валенках и бушлату не изменял, исхолодался на своем веку, из немецкого лагеря под Джанкоем сбежал, добрался до Керчи (Севастополь уже пал), тут ему повезло, переправился через пролив, зато в Тамани выпала полная невезуха, за шпиона приняли, отмантулил три месяца в лагере, кореша по бригаде торпедных катеров выручили, с боем отбили его у особистов.

Наступил последний день, безумные мысли всполохами озаряли Колкина. Упасть к ногам Лидии Петровны? Молить ее… О чем молить? Кто подскажет?

В палате уже новые соседи, офицеры пожилые, как и прежние, но как сказать им, что в нем — бушующее пламя?

В это утро кончалось дежурство Лидии Петровны. Она вызвала Колкина в кабинет, отошла к окну, посмотрела на рентгенограмму.

— Никакого туберкулеза даже в зачаточной форме у вас нет. Техника в госпитале подвела, нашла затемнение в правой верхней доле легких, а оно — дефект аппарата. Я это в первый же день обнаружила, но, думаю, пусть парень отдохнет от службы… Что ж, выписываю. Доброго здоровья! И не попадайте больше к нам.

Самое время сказать, что он желает попасть к ней навсегда, но уже входила медсестра, и он отважился на скромное признание:

— Надеюсь еще увидеть вас…

— И не только, — улыбнулась она, ввергнув Колкина в изумление.

Обычно выписывали после обеда, но севастопольцам из-за нестыковки автобусных маршрутов разрешалась ночевка, чтоб уж с восходом солнца убыть в Симферополь, к московскому поезду.