JК
Северная столица :: Дугин Лев Исидорович
Страница: 66 из 318Чтение древних – Плутарха, Ливия, Цицерона,
Тацита – с некоторых пор сделалось обязательным у тех, кто почиталсебя передовыми людьми.
На старинном письменном столе, на зеленом сукне, аккуратно разложены были стопки листов, стопки книг… Каждая вещь на столе Пущина имела свое место – как когда-то на лицейской конторке.
Пущин принялся читать Плутарха во французском переводе. Голос его задрожал, когда он дошел до знаменитого места о Бруте:
– «…день настал! Брут опоясался кинжалом и вышел из дома… И все пошли в портик Помпея. Они ждали, что Цезарь появится с минуты на минуту…»
Он был все такой же, этот милый Жанно, – крепкий, плотный, подтянутый, и усы, которые он отрастил, вовсе не меняли милого, открытого его лица. Но он руку с книгой простер перед собой и вскинул голову – будто и сам готовился к подвигам, сходным с античными.
«…Вдруг подбегает кто-то из домочадцев с вестью, что Порция при смерти. И верно, Порция была так переполнена тревогой, что при любом шуме вскакивала, будто одержимая вакхическим безумием… и посылала гонца за гонцом…
…И тут объявили, что Цезарь близко, что его несут в носилках…»
Огромным затаенным смыслом дохнуло и на Пущина и на Пушкина… Конечно же они понимали: это давнее имеет отношение к настоящему! Пушкин вскочил со своего места. Ну что, откроется ему друг?
Но Пущин не удержался от упреков:
– Чего только я о тебе не слышу!.. Как ты живешь? Что ни день – у тебя ссоры, дуэли…
– Но ты знаешь меня, мои мысли! Пущин забегал по комнате.
Тацита – с некоторых пор сделалось обязательным у тех, кто почиталсебя передовыми людьми.
На старинном письменном столе, на зеленом сукне, аккуратно разложены были стопки листов, стопки книг… Каждая вещь на столе Пущина имела свое место – как когда-то на лицейской конторке.
Пущин принялся читать Плутарха во французском переводе. Голос его задрожал, когда он дошел до знаменитого места о Бруте:
– «…день настал! Брут опоясался кинжалом и вышел из дома… И все пошли в портик Помпея. Они ждали, что Цезарь появится с минуты на минуту…»
Он был все такой же, этот милый Жанно, – крепкий, плотный, подтянутый, и усы, которые он отрастил, вовсе не меняли милого, открытого его лица. Но он руку с книгой простер перед собой и вскинул голову – будто и сам готовился к подвигам, сходным с античными.
«…Вдруг подбегает кто-то из домочадцев с вестью, что Порция при смерти. И верно, Порция была так переполнена тревогой, что при любом шуме вскакивала, будто одержимая вакхическим безумием… и посылала гонца за гонцом…
…И тут объявили, что Цезарь близко, что его несут в носилках…»
Огромным затаенным смыслом дохнуло и на Пущина и на Пушкина… Конечно же они понимали: это давнее имеет отношение к настоящему! Пушкин вскочил со своего места. Ну что, откроется ему друг?
Но Пущин не удержался от упреков:
– Чего только я о тебе не слышу!.. Как ты живешь? Что ни день – у тебя ссоры, дуэли…
– Но ты знаешь меня, мои мысли! Пущин забегал по комнате.