Шесть процентов   ::   Кнорре Федор

- Слушай-ка, а ведь ты не врешь, - сказал он с недоумением и вроде даже как бы с укоризной,будто его пытались обмануть, выдавая правду за вранье.

- Я тебе правду говорю, - сказал Платонов.

- Вот я и удивляюсь. Тогда ты мне хоть объясни, понимаешь, как другу. Ну, ты говоришь - любовь. Ну, пожалуйста. Это бывает. Приятное занятие, хотя в конце концов все почему-то обязательно жалуются. Ну, это пусть. Но вот, например, приходится слышать: "У него разрывалось сердце" и тому подобное. На факте, однако же, ни у кого не разорвалось. Запивают некоторые очень зло, это да. Так и без любви запивают, при чем же тут любовь?.. Так из чего ты взял, что у тебя с ней любовь какая-то именно особенная? Какими-нибудь глазами она на тебя смотрела? Так глазами-то и врут. Слова тебе неслыханные говорила, уверяла? Так и все так-то говорят. Назови мне одно слово, чтоб я сказал: "Да, такого не слыхал". Удиви меня. Я тебе спасибо скажу.

- Ты, может быть, для смеху спрашиваешь? - помрачнев, спросил Платонов.

- Какой же смех? Я всю жизнь мечтаю хоть капелечку удивиться в этом вопросе и все никак не удивлюсь. Расскажи.

- Не буду, - сказал Платонов.

- Ну, какая она сама, хоть дай мне понятие.

- Сказал, не буду.

- Например роста: большого? Полная женщина?

Платонов вдруг улыбнулся туманной улыбкой и тихо, как будто самому себе, протянул:

- Маленькая...

И Восняцкий увидел, что глаза у Платонова стали совсем другие, будто зрячие, и улыбается он какой-то просыпающейся улыбкой, удивительно нежной, кажется, даже счастливой.