JК
Шесть процентов :: Кнорре Федор
Страница: 3 из 26Ни за что он не вернется теперь.
Когда он только что узнал это, еще до госпиталя, до того, как произошло несчастье у него с глазами, он говорил себе: надо перетерпеть. Через год, через полгода, наверное, мне будет уже легче. Теперь полгода уже прошло. Ничего не легче. Все как вчера. Эти мысли, какие-то проклятые, не знают ни усталости, ни отдыха, ни дня, ни ночи.
Кто-то нерешительно кашлянул сбоку, и чем-то шершавым дотронулись до его руки справа, с той стороны, где сидела женщина с ребенком:
- Вы вместе с нами покушайте. Это у нас с маслом!
Платонов подумал, что совсем позабыл следить за собой и сидит с напряженным лицом человека, терпящего очень длительную боль.
Он поспешно выпрямился и, объясняя женщине, что у него у самого все есть, для убедительности дотронулся на ощупь до своего мешка с продуктами. Шершавая горбушка хлеба, настойчиво полегоньку толкавшаяся ему в ладонь, конфузливо отодвинулась, и женщина вздохнула.
Ребенок у нее на руках, умиротворенно почмокивая, сосал, потом тяжело вздыхал, будто собираясь с силами, чтобы снова приступить к выполнению тяжелой обязанности, и снова начинал почмокивать.
Когда женщина, что-то приговаривая, нагнулась к ребенку, Платонов почувствовал чуть слышный ток нагретого женской кожей воздуха. В нем был едва уловимый запах молока, неясное сонное воспоминание о ночном горячем уюте домашней постели. Стиснув зубы, Платонов напрягся, стараясь незаметно отодвинуться.
Когда он только что узнал это, еще до госпиталя, до того, как произошло несчастье у него с глазами, он говорил себе: надо перетерпеть. Через год, через полгода, наверное, мне будет уже легче. Теперь полгода уже прошло. Ничего не легче. Все как вчера. Эти мысли, какие-то проклятые, не знают ни усталости, ни отдыха, ни дня, ни ночи.
Кто-то нерешительно кашлянул сбоку, и чем-то шершавым дотронулись до его руки справа, с той стороны, где сидела женщина с ребенком:
- Вы вместе с нами покушайте. Это у нас с маслом!
Платонов подумал, что совсем позабыл следить за собой и сидит с напряженным лицом человека, терпящего очень длительную боль.
Он поспешно выпрямился и, объясняя женщине, что у него у самого все есть, для убедительности дотронулся на ощупь до своего мешка с продуктами. Шершавая горбушка хлеба, настойчиво полегоньку толкавшаяся ему в ладонь, конфузливо отодвинулась, и женщина вздохнула.
Ребенок у нее на руках, умиротворенно почмокивая, сосал, потом тяжело вздыхал, будто собираясь с силами, чтобы снова приступить к выполнению тяжелой обязанности, и снова начинал почмокивать.
Когда женщина, что-то приговаривая, нагнулась к ребенку, Платонов почувствовал чуть слышный ток нагретого женской кожей воздуха. В нем был едва уловимый запах молока, неясное сонное воспоминание о ночном горячем уюте домашней постели. Стиснув зубы, Платонов напрягся, стараясь незаметно отодвинуться.