JК
Шизгара :: Солоух Сергей
Страница: 430 из 551Сам Свиря оказался со штанцами жертвойнесправедливого, даже подлого обмана, он получил азиатами состряпанный ширпотреб за восхитительную вещь. курточку гениально им самим угаданного, немыслимо клевого фасона, произведенную из малопоношенной армейской шинельки, которую Свиридон Пахомыч приобрел за десять полновесных советских рублей у жаждой обессиленного осветителя Южносибирского театра драмы им. А. В. Луначарского (и ордена "Знак Почета") Вовы Глазырина.
Потрясенный неправдоподобным преображением сержантского своего обмундирования фонарщик захолустной богемы Вова Зыр, он же Сыр, возжелал получить его обратно и однажды явился с авоськой в гости к Пахомычу, а утром (и поправляться даже не начав) простофиля Свиридон отяготил синдром безмерно, обнаружив вместо своей суперкурточки, правда, новые, ни разу, во всяком случае, не стиранные, но бесконечно ему в смысле идеи, кроя и строчки чуждые джинсы, штанцы, синьки.
И горечь утраты подсластил он щедростью бескорыстного дара.
О! Это были первые настоящие, настоящие, настоящие и еще раз настоящие (three times and endless repeat) джинсы Лаврухи. Синьки, штанцы, она сама их ушила, без прикрас, гармошкой, превратила узкий мужской сорок восьмой в свободный женский сорок четвертый, и нет слов, чернил и пасты, и даже финским фломастером "финлинер" невозможно описать, как благородно они протирались, какая небесная синева проступала, сколько оттенков в ней находил глаз, как на ощупь они были упоительно бархатисты, зимой грели, летом освежали.
Потрясенный неправдоподобным преображением сержантского своего обмундирования фонарщик захолустной богемы Вова Зыр, он же Сыр, возжелал получить его обратно и однажды явился с авоськой в гости к Пахомычу, а утром (и поправляться даже не начав) простофиля Свиридон отяготил синдром безмерно, обнаружив вместо своей суперкурточки, правда, новые, ни разу, во всяком случае, не стиранные, но бесконечно ему в смысле идеи, кроя и строчки чуждые джинсы, штанцы, синьки.
И горечь утраты подсластил он щедростью бескорыстного дара.
О! Это были первые настоящие, настоящие, настоящие и еще раз настоящие (three times and endless repeat) джинсы Лаврухи. Синьки, штанцы, она сама их ушила, без прикрас, гармошкой, превратила узкий мужской сорок восьмой в свободный женский сорок четвертый, и нет слов, чернил и пасты, и даже финским фломастером "финлинер" невозможно описать, как благородно они протирались, какая небесная синева проступала, сколько оттенков в ней находил глаз, как на ощупь они были упоительно бархатисты, зимой грели, летом освежали.